Священник Глеб Якунин. Нелегкий путь правдоискателя

С отцом Николаем в первой половине 60-х годов отец Александр постоянно общался. Это было подлинное родство душ: «Не было никого, с кем бы я тогда так тесно был связан. Причем эта связь перешла почти в телепатическую. Мы сравнивали, какие проповеди говорили в один и тот же день, и оказывалось, что мы говорили одно и то же. Возникло исключительное единство, хотя мы очень разные люди. Он был обращенный, а я церковным человеком с детства. Он был аристократом – я им не был никогда. В период нашей близости, совместных работ и встреч мы обсуждали приходские дела, как нам работать в Церкви. В это время начались самые активные антирелигиозные выступления. 1958 год – это начало хрущевской атаки. Началось закрытие храмов, пресса была полна выпадов против Церкви»².

Карелин Ф.В.

Отец Александр вспоминал печальные события, которые последовали вслед за запрещением в служении двух священников. Эта история существует в двух вариантах. Один принадлежит отцу Александру Меню. В конце 70-х годов он надиктовал на магнитофон воспоминания об этом периоде, не особо вдаваясь в подробности карелинского «откровения» и поездки москвичей на Новый Афон, поскольку в это время отдыхал на озере Селигер. Второй вариант изложен Львом Регельсоном, непосредственным участником описываемых событий. Отец Александр вспоминал: «И все время у них были «радения»: разговоры «за сухим или мокрым», воспламеняющие друг друга, когда все приходили в состояние накала: «Вот поднимется, вот начнется». В такой среде быстро развиваются апокалиптические веяния. Карелин, который всегда жил этим, тут же вонзался. Начинались размышления над книгой Даниила, над Апокалипсисом – то, с чем Феликс явился в Москву. Возникала накаленная, нездоровая атмосфера. Я предвидел, что вот-вот они душевно сорвутся. Тогда, чтобы как-то занять их и некоторых наших ребят-прихожан, предложил: «Вы все равно собираетесь, выпиваете. К чему эта говорильня? У нас огромный изъян: все толкуют про богословие, но в богословском плане невежественны – в том числе и вы. Давайте начнем хотя бы изучать богословие». Предложение было встречено бурно. В комнатке около Хамовнического храма собрались все. Были там и мои прихожане, и отцы, и Карелин. Он произнес тут же торжественную речь, от которой меня стошнило: сказал, что открывается «частная духовная академия», и он – «ректор академии». Я едва перенес эту ситуацию и больше ни разу не переступил порога этой комнаты, сославшись на занятость. Я не мог больше этого выносить – душа не принимала.

Мне был представлен на утверждение план их занятий. Так, по названиям было похоже на богословие. Стали они изучать и читать. С каждым разом я чувствовал по своим прихожанам, что они дуреют. Феликс – человек способный, талантливый, все быстро схватывал. Из обрывков того, что читал, строил свое, весьма схематическое, параноидальное, апокалиптическое богословие. Были интересные ходы, но в основном схемочки, одна на другую накладывались цифры. Что-то было в этом тягостное и неприятное. И потом слышу от ребят какие-то мракобесные заявления. Я говорю: «Где это вы нахватались такого?» – «А вот, мы там…». А дальше – хуже. Тогда я начал сопротивляться, говорил, что это совершенная чепуха. Меня задело следующее: перепечатали какую-то религиозную книгу (уже не помню, какую, но совершенно невинную) – и вдруг кто-то из мальчиков мне заявляет: «Цензура ее отклонила». Я говорю: «Что это за новости такие? Какая цензура?» Оказалось, эта «академия» уже породила цензуру: Карелин сказал, что эту книгу «нельзя пропускать». Со смаком стали поговаривать об инквизиции. Все катилось в сторону патологического фанатизма.

В этот период я усиленно учил иврит, переводил куски из пророков, готовился к писанию книги о пророках. С 1968 года мои книги впервые стали печатать. Правда, в 1967 году вышла книга Франциска Сальского. Еще в 1955 году в Сибири я нашел книжку Франциска де Саль издания 1818 года. Она мне очень понравилась, я решил обязательно сделать ее достоянием читающей публики. Вернувшись в Москву, нашел французский подлинник, а моя тетка, Вера Яковлевна Василевская, сделала перевод. Мы его пустили среди людей, и он впоследствии дошел до брюссельского издательства «Жизнь с Богом», где книга и вышла с предисловием одного из наших московских людей. А в 1968 году я впервые держал в руках книжку «Сын Человеческий» – не веря своим глазам. Она вышла анонимно, псевдоним «Андрей Боголюбов» издатели в Брюсселе придумали сами. И как раз в это самое время наступили два кризисных момента. Номер один – это доносы, которые на меня писал настоятель Покровского храма в Тарасовке, Серафим Голубцов, чудовищные по своей убойной силе. А второй – кризис в группе Эшлимана, Феликса и других.