Свадьба собаки на сене

– Сначала, – улыбнулся Вадим. Он вдруг почувствовал тепло к этой маленькой, энергичной женщине. Как бы он ни раздражался, а на ее плечах держалась вся их жизнь в Амстердаме. – Рита, спасибо тебе. И не обижайся на меня. Сама ты дальше пойдешь и больше сделаешь. Тебе это надо. – Вадим поцеловал ее в щеку.

Рита от неожиданности дернулась – она не привыкла слышать от него такие теплые и искренние снова. Может, именно в этот момент осознала, кого не сумела обрести и кого она потеряла. Может, именно в это утро она поняла, что зря так упорно подчеркивала деловую, «целесообразную» сторону их брака. Наверное, имело смысл самой быть мягче, чувствительнее, не такой напористой, не такой жесткой. Но время было упущено, и этот последний поцелуй мужа напомнил ей об этом.

– Если что-то понадобится, звони! – Рита осталась верной себе. Она сухо улыбнулась и пошла в сторону метро. Вадим ее не окликнул – этот период его жизни был закончен.

Больше особых дел в Москве у него не было, и Вадим собрался съездить на Ордынку. Но, повинуясь какому-то суеверному чувству, он прежде набрал телефон матери. Ответила соседка и сказала, что мать с приступом увезли в больницу.

В эту поездку Вадим закончил все дела, которые каждому человеку, так или иначе, приходится заканчивать. Он перестал быть мужем, перестал быть сыном и, оставив Риту в бурлящей от напряжения столице, вернулся в Амстердам.

Тот день, когда он сходил по трапу в аэропорту Схилхоп, он запомнил очень хорошо. Чужая земля показалась ему желанной, потому что не имела воспоминаний, не бередила душу, не облегчала сожаления, она вообще не вызывала ничего, кроме удовольствия от ее внешней благодати. «Я бы здесь остался жить. Вот так просто остался бы жить. Мне не к кому возвращаться», – подумал то ли с облегчением, то ли с тоской Вадим.

* * *

Он остался в Амстердаме. Остался в чужой стране, когда ему шел сорок первый год. Впрочем, страна уже не была чужой – благодаря своему характеру и трудолюбию он проник в плоть здешней жизни, принял местные правила и уже порой не понимал, как можно жить иначе. Его организм подстроился под климат – ветреный, влажный, зимой студеный. Ему уже нравился город, появились любимые улицы, скверы, мостики. Появились друзья-соседи из числа местных жителей. Вадим обрастал мясом привычек – этой самой главной чертой оседлой жизни. Через некоторое время всю историю своего голландского гражданства он вспоминал не иначе как с улыбкой – это же надо, что все сложилось так гармонично. А тогда было ощущение западни, чувства вины, страха и загнанности. Еще было чувство растерянности – он никогда не планировал ничего подобного, он не представлял, что это может с ним случиться.

Но случилось. В августе девяносто первого года его разбудил приятель-голландец, с которым он накануне допоздна сидел на работе. Продираясь сквозь дебри сложного контракта с множеством сносок, замечаний и поправок, они не заметили, как наступила ночь. Разошлись, пообещав другу другу приехать не позднее девяти на работу, чтобы все закончить.

– Алло, я проспал! – Вадим даже не мог открыть глаза, а говорил с трудом.

– У вас переворот! – Голландский приятель закричал так, что Вадим зажмурился.

– Какой переворот?!

– Горбачева сняли, арестовали. У вас ничего не говорят, только Чайковского играют, а по нашим каналам ужасы рассказывают.

Вадим бросился к телевизору. Потом он стал звонить в Москву. Он не вспомнил о Рите, а когда вспомнил, мысленно махнул рукой: «Не пропадет!» Он волновался за сестер. В его воображении рисовались ужасы путчей, о которых он когда-то читал, с их убийствами и зверствами. «Я должен их увезти оттуда! Должен! Лукин, он ведь такой, такой… Он не сообразит, он вообще неповоротливый! Я должен их спасти!» Все это прыгало в его голове, и наконец он так распсиховался, что решился воспользоваться служебной связью.

– Один звонок! Только один! Вы же понимаете, что происходит! – Служащий вошел в его положение, но был строг.

– Я вообще ничего не понимаю! – проговорил зло Вадим.

Он действительно не понимал, почему нельзя жить спокойно, как живут в самой Голландии, где мирно уживаются короли, политики, депутаты и еще бог знает кто! И не только уживаются, но и дают жить своему народу. Вадим пытался набрать Москву – в записной книжке были только домашние телефоны Лукина Толи и Старшенькой. Не обращая внимания на посольского человека, Вадим набирал и набирал их номера.

– Связи нет. Вы же видите. – Посольский сотрудник развел руками.

– Как у посольства может не быть связи?! – Вадим поднял на него глаза.

– Она есть. Но только там, – он красноречиво поднял палец вверх, – у начальства.

Вадим выругался. Он вышел в город, забежал на обычную почту и позвонил оттуда в Москву. Ни один знакомый ему телефон не отвечал. Весь остаток дня он провел на работе, слушая репортажи западных тележурналистов.