Svadba

Сначала надо покончить, наконец, с распределением гостей по столам. Сашок и Кэ­рен своих давно распределили – мы же нет, а это задерживает производство имен­ных табличек. Нинуля нервничает, она могла бы сделать это сама, если б была уверена, что я не стану возражать. Я говорю ей, делай, как хочешь, я на все согласен, у меня нет времени.

Времени у меня, в самом деле, нет.

Я допиваю чай – и бегу укладывать в машину пирожки, холодные закус­ки и напитки – все это пора отвезти уже к месту событий, наконец. Мне надо вернуться не позднее двенадцати, чтобы доставить туда и Нинулю с Цилей. Они должны быть там к часу, чтобы командовать и следить за правильной расстановкой столов, подогревом пирожков, раскладкой заку­сок и, вообще, наблюдать весь процесс украшения зала.

Отдать Нинуле одну машину, и пусть сами едут, а нам шестерым – Гришина семья в три человека, Сема, мама и я – добираться потом на другой, опасно. Чего доброго, в такой тесноте и свариться можно.

Итак, я еду отвозить закуски, а тем временем Нинуля везет маму с Ци­лей к парикмахеру. Гришиной благоверной парикмахер не нужен: она прие­ха­ла со строгой и ровной стрижкой. Дочка же обходится собственными руками и фантазией.

Суета и тревога.

Масса вещей в подсознании, и среди них – вопрос вопросов. Что будет, если не спадет жара? Если это дьявольское пекло не надумает утихомири­ть­ся? И потом – Кирилл. Этот фанатичный защитник Масады со своими роди­ча­­ми, пострадавшими в сталинщину. Не пришел бы, как грозился! Только черта с два – все равно припрется. Ну и – Хромополк.

Перестань об этом думать, – говорю я сам себе. Не вслух, разумеется. До этого покамест не до дошло. Перестань об этом думать, если не хочешь превратиться в защитника Масады. Надо уметь себя вести. Свадьба уже вот она. Ничего изменить нельзя. Время выбора осталось в прош­лом. Ты сам его прошляпил – теперь перекрой клапана. Теперь веди себя прилично. И, вообще, пора остепениться и стать, наконец, культурным че­ловеком.

Все, что мог, ты уже совершил... А что совершил? Ничего, пшик. От корней оторвался – и повис между образованцами средних достоинств и рафинированной элитой. И те, и другие ничего, кроме скуки, не вызыва­ют. Манеры, речь. Все зачесано. Все причесано. Все на всех пуговках. Все на своих местах.

Сальери: Ты с этим шел ко мне и мог остановиться у трактира и слушать скрипача слепого? О Моцарт, ты не достоин самого себя!.

А почему не достоин, господа Сальери, захотел – и остановился. А уж кто себя достоин, кто нет – не вам судить. Не ваше бабушкино дело. Принц Гамлет! Не вашего разума дело судить воспаленную кровь.

И все-таки, и все-таки...

И все-таки я порой ловлю себя на том, что завидую и гордой – с таким шармом, знаете ли – интеллигентской посадке головы, и тихой размеренной речи, никого не обижающей, никого не оскорбляющей. Она умеет промолчать, где надо, и не расслышать, где надо. И во всем, во всем у нее такой глад­кий, ровный тонус. И лад. И склад. И толк.

Гм... мм... простите, что вы сказали... видите ли...

Не то что всякие там Моцарты-Пушкины. Неправильный, небрежный лепет, неточный выговор речей...

За правильной речью – правильный ум.

Правильному уму – правильную речь!

Я так завидую вам, господа. Так завидую.

– Простите, что вы сказали? Вы совершенно правы, мир нуждается в рав­но­весии. Баланс сил – первейшее условие жизнедеятельности любого орга­низма, в том числе, и социального. Не могу с вами не согласиться. Представьте себе такого рода картину. Некий человек по имени Сальери, без Божьей искры, но весьма эрудированный и добросовестный, читает в некоем вузе Пушкина. Вдруг где-то в вышних сферах – шум, молнии, трескотня. Спрашивается, что случилось? А случилось вот что. Прилетела залетная птица – некий Моцарт-Терц, не только с искрой, но сам – искра Божья, и как водится – все двери тут же настежь. Пожалуйста, милости просим, вот вам кафедра. Что ж, читает лекцию и говорит детям: Пушкин – это Хлестаков. Такой же враль, забияка и ловелас. Дети, естественно, смущены, и в их головах сами знаете что... Так что не надо. Терцы прилетают и улетают, а Сальери – каково им? Им отдуваться, пожалуй, всю жизнь. Так сказать, очищать конюшни. Я правильно говорю? Вот видите – и вы согласны. Мы говорим правильно. И я очень рад, что хотя бы в этом вопросе мы нашли с вами общий язык.

...А вообще, конечно, приятно быть культурным, интеллигентным и сдер­жанным человеком. Артистизм, компромисс, ирония. Некоторый полутон небрежности – для шарма. И некоторый – в четверть тона – налет свое­волия. Коготок внутреннего стержня. Мол, знайте наших, но – не гру­бо. Воспитанно.

Воспитанно, упитанно, накатано, нагадано – усадьба Ретроградовна, дворянское гнездо. Въезжаю по аллеечке, и млеючи, и блеючи, и душу тайно греючи, слеза туманит взор.

Въезжаю в усадьбу – в именье Ростовых въезжаю.

Хорошее слово – именье. От – имени и от – иметь. Именное именье. Иметь имя. Без имени – нет именья. Без имени – черт знает что. С именем – усадьба. Усад, посад. Усадить за решетку, рассадить сад.

Усадьба – свадьба.