Svadba

Спрыгиваю, потираю руки, никакой радости на лице не показываю. Тоже мне, подвиг! Не подвиг – а плевое дело. Ему крыть нечем, никакого выхода у него нет, как только доказать, что и он горазд на это. Но вдруг смотрю – он сразу на четвертую ступеньку идет.

Побеждать – так побеждать.

Неужели прыгнет с четвертой? Тогда уж явно утрет мне нос. Физичес­ки он был сильнее меня. Ширококостный, с более крупной и цепкой ладо­нью. Ну что ж, посмотрим.

Однако смотреть долго не пришлось. Прыжок он сделал виртуозный. В момент касания перекладины одна рука у него сорвалась, он повис на одной всего руке, подтянулся на ней, как орангутанг, и вот – уже висит, наслаж­да­ет­ся на полных двух руках. Какая блестящая победа!

У меня трясутся поджилки – с четвертой я не прыгну ни за что.

Что было дальше – догадаться нетрудно, поскольку я уже упоминал и про больницу, куда мать принесла мне первый майский помидор, и про торчащий из земли камень, на который я грохнулся прямо головой.

Судя по результату, оттолкнулся я достаточно сильно, и благодаря это­му ноги полетели далеко вверх, в то время, как рукам не удалось так обхватить широкую перекладину, чтоб удержаться на ней и удержать инерцию полета. Взлетев ногами вверх, я тут же спикировал головой вниз. Удар о камень пришелся чуть ниже макушки с тыльной стороны головы. Позже врачи говорили, что если б чуточку рядом, в каких-то долях миллиметра, – все. Пришлось бы маме искать денег на нечто более дорогое, чем помидор.

Последнее, что помню после того, как растянулся на земле, было ощущение, что упал я на что-то пружинное, а также резкий истерический крик моей сестры, оказавшейся, очевидно, случайным свидетелем. Больше ничего не помню: потерял сознание.

Не считая родственников, в больницу ко мне приходил только Гришка. Так мы с ним не ладили, не дружили, не разговаривали.

К сожалению, националисты все же, видимо, владеют знанием какой-то тайны. Видимо, какие-то токи кровного однородства все-таки существуют. Во всяком случае, что-то наподобие этих токов сообщалось всегда между Гришей и мной, связывая нас даже в периоды самых долгих размолвок. Хотя, кто знает, может быть, этими токами называется подсознательная защитная реакция от мира, избравшего тебя на вечную роль козла отпуще­ния, на роль вселенского, спонтанного (хочешь – не хочешь!) вредоносителя и прохиндея.

Вспоминая сейчас об этом эпизоде детства и неся в себе, как занозу, Мишкин упрек в том, что я возражаю против религиозного венчания единственно потому, что Керэн не иудейка, я думаю: может быть, он не совсем не прав. Может быть, к свадьбе сына с иудейской религиозной примесью я бы отнесся поспокойнее? И если это так, то иск­лю­чительно потому, что евреи – в вечной обороне и не могут пока еще поз­во­лить себе роскошь внутренней распри. Другими слова­ми, – и тут уже ника­ких сомнений, – не по своей охоте.

Не будь еврея... Не будь еврея, не будь еврея...

Не будь нас с Гришкой, мир был бы, как стеклышко, чист, и, как пта­шечка, счастлив.

Не будь Богрова, Мордка, – морды. Ах эта морда!..

Не будь жиденка-подонка Богрова – не был бы убит Столыпин.

Не был бы убит Столыпин – не была бы убита Россия.

Не была бы убита Россия – на ее убитом теле не расцвел бы махровым цветом Комму­низм.

Не расцвел бы махровым цветом Коммунизм – не возникло бы враждебного противостояния мировых сил.

Не возникло бы враждебного противостояния мировых сил – не поперли бы за атомной бомбой.

Не поперли бы за атомной бомбой – не нашли б ее, не изобрели б ее, не подвесили б ее над головой у всего человечества.

Евреи, евреи – кругом одни евреи. Какой умница Галич!

Даже Иисус Христос – и тот, зараза, туда же, агент всемирного еврейс­кого заговора.

Первый агент – наиболее удачливый.

Богров – второй, но тоже что-то наподобие барона Мюнхгаузена, стрелял в одну утку, а уложил весь косяк. Стрелял в одного Столыпина, а уложил всю Россию и за ней по цепной траектории – все человечество.

Православные люди давно пронюхали еврейские молекулы в кровенос­ной системе Ленина. Католические люди те же молекулы обнаружили у Гитлера, отец которого был, согласно документам, незаконнорожденным от­пры­с­­ком еврейского коммерсанта, согрешившего со своей домработницей. Так что, если говорить о великих злодеях нашего века, только Сталин пока разгули­вает в не-явреях. Но можно надеяться, что такого безобразия терпеть долго не придется. Я недавно смотрел документальную ленту о нем и своими соб­ствен­ными глазами заметил нечто.

В одном из кадров его лицо мелькнуло в профиль. Я обомлел. Нос – чисто яврейский. Длинный, тонкий и книзу.

Спроста ли?

Спроста ли, его так редко снимали в профиль!

То-то же.

Это – по-злому, Лешенька. А если по-доброму, то я тебе байку расскажу, ходившую в свое время среди московских интеллектуалов. Из нее ты увидишь, как все точки поисков смысла жизни, на которых все человече­с­тво и поныне торчит, были впервые открыты вечно пассионирующими ев­рей­цами. В самом деле, неку­да камень бросить. Слушай.

Великий еврей Моисей сказал:

– Все дело там, – и поднял руку вверх, указывая на небо.