Суррогат мечты

Это имя танк впитал, принял в себя. Участки металла, по которым пролегли царапины, давно уже выржавели глубоко, и сдери сейчас всю эмаль с панели, имя окажется вчеканенным, втравленным в металл. Имя безвестной девушки, которая неизвестно дождалась ли своего парня с той незабываемой страшной командировки.

Танк помнил ту страшную весеннюю ночь, когда эшелон прибыл на станцию, его разбудили и он, гневно рыча на наглых людей могучим мотором, подгребал гусеницами бетонный пандус, а потом щебень и пыльный гравий дороги. Танковую колонну гнали тогда к Припяти. Город был поражен невыносимым ужасом, люди бежали прочь от невидимой смерти, переполненные беженцами автобусы обгоняли друг друга, спешили по встречной полосе трассы. Танк, покачивая орудием, прощался с этими «Икарусами», увозящими людей оттуда, куда танк нес свой экипаж. Тогда не хватало тягачей и строительной техники, и танки использовались, мягко говоря, не по назначению.

Что-то невидимое жгло броню, как лучи солнца, хотя само светило не могло столь ощутимо припекать броневую машину. Танк не знал еще, что это радиация напитывает его металл, чтобы остаться там на долгие годы. Механик — водитель, тот самый, написавший имя своей подруги на приборной доске, день за днем гонял свою машину туда, к страшным развалинам четвертого энергоблока. Танк видел и запоминал все. Суету людей, безликих в резиновых масках противогазов с матерчатыми хоботами шлангов и костюмах химзащиты. Клубы пыли, такой же жгучей, как и невидимые, жгущие его лучи. Куски бетона, которые он, танк, ворочал вперед и назад широким, как плита, приваренным спереди за крепления отвалом бульдозера.

Однажды заглохла пожарная машина, и танк волок этот несчастный, парализованный, умоляюще смотрящий на него стеклами фар ярко-красный ЗИЛ добрый десяток километров до ремонтной станции, безжалостно заплевывая своего подопечного клубами перегоревшей солярки. Механик — водитель тогда проклял все на свете, громко матерился через противогаз, а потом вовсе содрал его и зажал зубами папиросу, яростно пыхтя чадящей «беломориной» в открытый смотровой люк.