Суррогат мечты

Дима грустно наблюдал, как двустволка цеплялась прикладом и дулом за кусты, как грязь и клочья травы забиваются в дула. Как, при таком свинском отношении к оружию, дед умудрялся оставаться в живых? Ходоки, учитывая их род занятий, почти поголовно были людьми мрачными и неуживчивыми, а порой просто фантастически коварными и мстительными. Как же никто из них до сих пор не свел счеты со стариком за очередную обиду?! Наверное, на месте Димы другой ходок и пустил Деду в спину пару горячих приветов калибра «пять-сорок пять», но Шухову было противно даже от мысли, что надо стрелять в человека, пусть и такого, как этот старик.

Шухов давно уже ушел с пригорка, понимая, что сегодня тут делать больше нечего, а Дед, выждав, пока силуэт парня растворится в туманном мареве, выбрался из-за кусков бетонных блоков и поковылял к развалинам фермы.

Старик, когда шел сюда, слышал вопли и рычание. Собственно, это они и побудили его свернуть со своей дороги. В драном рюкзаке Деда, упакованные в тканевые мешочки, и так лежало две «вещицы», как он их называл — причудливые порождения Зоны, которые охотно и за неплохие деньги скупали торгаши и ученые. Но старик был очень жаден, и никогда не упускал случая сгрести случайно подвернувшуюся наживу. Что-то подсказало ему, что здесь может быть именно она.

Растерзанная Плоть лежала внутри старого кирпичного строения, бывшего когда-то хлевом. Дед замер в дверном проеме, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте, а потом осторожно приблизился к останкам, держа их на прицеле ружья. Пригляделся. Тихо охнул и перекрестился. Такого старик еще не видел. Ему приходилось натыкаться на жертвы собак-мутантов, диких кабанов, все тех же плотей. Выглядели те трупы, конечно, отвратнее некуда, но тот было нечто уж совсем мерзкое.

Тушу плоти явно рвали. Причем не зубами, а как будто выдирали руками куски мяса прямо из еще живого тела. Все вокруг было залито кровью, на полу лежали, как кабели в гофрированной упаковке, растянутые внутренности, одна из ног твари вовсе была выворочена из сустава, и висела на одних лишь сухожилиях. Грудная клетка вскрыта, ребра разведены в стороны, все, что внутри почти полностью выедено. Дед присел рядом с тушей на корточки, достал из кармана электрический фонарик, нажал кнопку. Потом еще более внимательно изучил останки. И побледнел.

Следы укусов на шкуре плоти больше всего напоминали простые человеческие зубы.

Сейчас бы Деду самое время рвануть отсюда подальше, прочь от искромсанной туши и следов неизвестного чудовища, когда-то бывшего человеком. Идти по своим делам, и забыть все произошедшее, как стоило вычеркивать из памяти многое, происходящее с людьми в Зоне… Но нет. Жадность и любопытство подстегнули старика, он встал с корточек, убрал фонарик, зачем-то вытер руки о полы тканевого плаща и вышел наружу из хлева.

Следы на мокрой земле и траве были превосходно видны. Дед снова присел на корточки, чуть ли не утыкаясь в почву носом, и пополз на четвереньках. Так… очень интересно. Здесь кто-то прошел, причем так же, как и старик сейчас, опираясь на руки. Вот и следы чужих ладоней. Отпечатки ног. Причем один из следов — рубчатый, от основательного стоптанного армейского берца, а другой — босая ступня. Мда. Все более и более интересно. Значит, тот, кто растерзал голыми руками плоть, ходит на четырех конечностях и наполовину босой? Что за бред…

Дед медленно пошел по следам, уводящим в заросли буйного разросшегося шиповника и боярышника. Ружье он выставил перед собой, готовясь всадить дуплет дроби в любого выскочившего оттуда визитера. Несмотря на все больше разгорающееся внутри любопытство, старику становилось все более и более страшно. И только мысль, что он может притащить ученым нечто из ряда вон выходящее и получить за это приличную сумму денег, подстегивала его. Мысль же, что Дед не сумеет справиться с тем, на кого он охотился, как-то даже не приходила ему в седую нечистую голову.

Следы вели все дальше и дальше, до железнодорожной насыпи, прямо к дренажной трубе под горой земли и щебня. Дед в нерешительности остановился перед ней. Эту трубу он неплохо знал. Канал из железобетона был довольно большим, и человек там мог пройти, только слегка нагнувшись. Впрочем, даже не из страха разбить голову, а из элементарной брезгливости. На дне трубы вечно стояли лужи и озерки грязи, а стены и потолок покрыты слоем бесцветной слизи от сырости.

— Эй, кто там? — нерешительно позвал старик. — Выходи…

Тишина была ему ответом.

— Стрельну сейчас! — предупредил Дед.

Снова тишина.

Дед Кривое Очко снова достал фонарик и медленно пошел вперед. Под сапогами сначала тревожно шелестела трава, потом зашуршал щебень и, наконец, зачавкала грязевая жижа. Дед еще пару раз крикнул, не получил ответа, и продолжил движение. Ладонь на прикладе ружья покрылась холодным липким потом, во рту пересохло.

Вдруг лучик фонаря выхватил впереди нечто, напоминающее сгорбленный, приземистый человеческий силуэт. Старик остановился, вскинул ружье.

— Эй, ты! Ну-ка…

Незнакомец обернулся.