Суп, второе и компот

Когда спустя четверть века, а может, и больше, я опять оказалась на Севере, причем не в том городке, а в куда более крупном и значимом, я увидела те самые замороженные рулеты. Они подавались на десерт в ресторане. Я не удержалась и попробовала – вкус не изменился. Ядрено-химический, позволяющий рулету храниться, кажется, даже не годами, а десятилетиями. В каждом доме, учреждении, где я оказывалась, мне предлагали конфеты. Они лежали на тарелочках из-под чайного сервиза – точно так же, как двадцать пять лет назад. Главной составляющей любого блюда была подлива. Не соус, а именно подлива, в которой плавали мясо, макароны, рис или все вместе в одной тарелке. Именно так готовила тетя Марина, которая всеми силами старалась искупить вину сына, сделавшего меня приманкой для слепней. Она кормила меня в те дни, когда мама задерживалась на работе.

– Ты чего вилкой-то? Подливу-то ложкой лучше подгребать! – Тетя Марина отбирала у меня вилку и выдавала ложку. Она считалась большим специалистом по подливам, чем очень гордилась. Из-за жирной, с пятнами масла на поверхности, подливы, «зажарки», как говорила тетя Марина, рис и макароны, курица и мясо получались совершенно неотличимыми по вкусу. Тетя Марина жарила на сковороде лук, бабахала туда банку томатной пасты, досыпала перемороженную морковку, густо засыпала солью и в самом конце вливала рюмку самогона. После этого заливала зажарку в первое, второе и, кажется, добавляла в компот.

Свежих овощей я не видела все те годы, что прожила в городке. Их просто не завозили. Овощи теряли товарный вид сразу же. Да и стоили столько, что по цене одного помидора можно было купить пять жестяных банок томатной пасты. Фрукты? Не помню, чтобы я ела хотя бы яблоки. Продавалась разве что компотная смесь, покрытая толстым слоем инея. Не сверху, а внутри. Каждая долька.

Спустя четверть века в городе, считавшемся очень богатым, я сидела в ресторане и размазывала вилкой по тарелке подливу. Тогда же я снова попробовала напиток из цикория, который сам себя считал кофе. Я наелась досыта, точнее, просто поела единственный раз за три дня пребывания. Меня отвезли в деревню, где налили в чашку уху – пустую, один бульон, сваренную из разных видов рыбы. И дали здоровенный ломоть хлеба, только что испеченного. Серого, совершенно неприглядного на вид, но очень вкусного, как и уха. А вот рыбу я в Москву привезла. И сига горячего копчения, и муксуна. Нет ничего вкуснее северной рыбы – белорыбицы, омуля, чира. И красивее. Даже не знаю, как описать. Когда смотришь в глаза северной рыбе, она тоже смотрит на тебя. И взгляд у нее гордый, дерзкий. Пока почистишь – с ума сойдешь. Чешуя крупная, уверенная. Любая новомодная чистилка тупится еще на стадии хвоста. Чистить можно только ножом – острым, наточенным на обычном бруске. Его придется подтачивать не раз и не два. Жабры яркие, вырезать их не так просто. Но именно северная рыба не требует никаких приправ, даже соли. Лимон и укроп – избыточны, сиг и муксун их презирают. Лук, обычный, репчатый, можно заложить внутрь при запекании. Но, опять же, не стоит. Вкуснее всего рыба получается вообще без всего. Бросить на раскаленную сковороду, дождаться, когда образуется корочка, и перевернуть. Что там у хребта – пропеклась не пропеклась, – вообще не важно.

Ну а копченый сиг – деликатес по нынешним меркам. Он не соленый вовсе. И даже не копченый, откровенно говоря. А привезенного мной в Москву здоровенного муксуна холодного копчения я даже попробовать не успела. Мои домашние его съели в тот же вечер.