– Какое счастье, Мария! Наконец в доме появился ребенок. Значит, праздник будет сладким и веселым! Зачем ты ее раньше не приводила? Такая девочка! – причитала тетя Люба, выставляя для меня специальный бокал, будто для вина, но явно детский. Она вынула из кольца и положила мне на колени салфетку, идеально накрахмаленную, белоснежную. На уголке была вышивка. Инициалы. Нежные завитки. Я трогала салфетку, скатерть и не знала, что можно делать, а что нет. Скатерть тоже была тонкой, нежной, другой. Ни в одном доме в селе, даже в самом богатом, я такой скатерти не видела. Ни на одной самой шикарной свадьбе не накрывали стол подобной скатертью. Даже в Москве я такого не видела.
Тетя Люба принесла из кухни огромное блюдо и поставила на середину стола. Положила мне на тарелку то, что лежало на блюде, – какие-то оладушки.
– Это латкес. Потом будут суфганиет – пончики. Я сделала с клубничным вареньем, – радостно воскликнула тетя Люба.
Я застыла за столом, боясь прикоснуться к приборам. Не зная, как нужно есть, как себя вести. Мне не хотелось огорчать бабушку.
Был один случай, когда бабушка взяла меня в гости. К семье одной своей знакомой. Бабушка лишь сказала, что это очень важно и я должна вести себя прилично. За столом сидели мы с бабушкой и женщина с сыном, уже взрослым. Он был болен. Бабушка обсуждала с женщиной, что она пойдет в горсовет, поедет в Москву, в Моссовет, но выбьет коляску. Я ничего не понимала. Ни про Сашу, который был взрослым парнем, ни про коляску, которая ему требовалась. Конечно, я видела, что Саша был не таким, как все ребята в его возрасте. У него уже пробивались волоски над верхней губой и на подбородке. Но он вел себя как младенец. Даже разговаривал как ребенок. Я его понимала, потому что меня часто оставляли присматривать за чужими детьми.
Мама мальчика положила мне на тарелку голубцы. Сказала, что Саша их очень любит. Тот, увидев на тарелке еду, начал размахивать руками. Схватил голубец и уронил его на пол. Взял другой и целиком засунул себе в рот. Не смог прожевать. Подавился. Выплюнул на тарелку. Собрал руками все, что выплюнул и снова засунул в рот. Пытался жевать, но у него не получалось. Он вдруг начал смеяться и выплюнул голубец на стол. Я не знала, как себя вести. Бабушка делала вид, что ничего не произошло. Мама Саши принялась вытирать сыну лицо.
Потом мальчик начал кричать. Его мама не могла понять, что он хочет. Я же догадалась – так вели себя малыши. Им хотелось съесть то, что лежит на чужой тарелке, даже если на их тарелке то же самое. Нет. Им нужна была чужая тарелка. Я поставила свою тарелку перед Сашей, и он тут же успокоился. Начал есть голубец. Не запихивал в рот целиком. Пытался жевать. Лишь когда улыбался, изо рта вываливались куски. Но он был доволен.
Сашина мама, провожая нас, чуть не плакала. Бабушка убеждала ее, что все будет – и коляска, и необходимые лекарства. Саша же вдруг резко встал со стула и побежал в прихожую, где мы одевались. Упал в проходе. Мама его подняла. Саша, едва держась на ногах, обнял меня, навалившись всем телом.
– Ты хорошая, только грустная. Ты болеешь? Не надо болеть! Это плохо! Я болею! Это плохо! Не болей! Давай смеяться! Надо смеяться! – Саша не выговаривал половину звуков, но я его прекрасно понимала. Сашина мама пыталась успокоить сына, но он крепко держал меня за плечи. Я улыбнулась.
– Хочу смеяться, – Саша дергал меня за руки. – Кто тебя обидел? Скажи мне, я тебя защитю!
Кое-как маме удалось отвлечь Сашу и отвести его в комнату. По дороге домой мы с бабушкой молчали. Бабушка, наверное, думала, как написать письмо в горсовет, а я гадала – как мог Саша почувствовать, что мне грустно? Что нет никакого желания смеяться? Мама обещала приехать и опять не смогла. Прислала телеграмму, что не получится. А я ее очень ждала, плакала по ночам, чтобы бабушка не видела моих слез и не расстраивалась. Да, у бабушки мне было хорошо, но по маме я очень скучала. И, как каждый ребенок, мечтала, чтобы мы все когда-нибудь жили вместе. Но бабушка не хотела жить в Москве, а мама даже неделю в селе с трудом выдерживала. Я жила на чемоданах – то туда, то сюда. И никогда не знала, когда мама меня заберет к себе, а когда отправит назад к бабушке.