Суп из акульего плавника

Наставления кулинарного кудесника были изложены купцом по имени Лу Бувэй в сочинении, озаглавленном «Корень вкусов» («Бэнь вэйпянь») и написанном в третьем веке до нашей эры. Возможно, это самый древний кулинарный трактат в мире. Однако многое из того, что там сказано, до сих пор не утратило значения и остается актуальным даже для китайской кухни двадцать первого века.

Постепенно жизнь в Чэнду, доставлявшая мне столько гастрономических радостей, вошла в привычную колею. Я вставала рано утром, просыпаясь в съемной квартирке неподалеку от университета, и ехала в техникум через весь город на велосипеде, по дороге перехватывая на завтрак миску рисовой каши или пельменей с соусом чили. Знакомые владельцы лавок и уличные торговцы, мимо которых я проносилась, здоровались со мной. Некоторые из них встречали меня криками «Чуши, нихао!» («Привет, повар!»). Они уже успели привыкнуть к тому, что я постоянно все обнюхиваю, пробую и вечно лезу с кулинарными вопросами. Добравшись до техникума, я надевала белый халат, завязывала волосы, доставала кухонный нож и блаженствовала на кухне.

Когда день начинал клониться к вечеру, я снова садилась на велосипед и ехала обратно в университетский район — на этот раз медленнее, чтобы насладиться очарованием глухих переулков. Очень часто завязывались случайные знакомства и разговоры, и домой я возвращалась уже поздно. Порой заскакивала в общежитие для иностранных студентов, где у меня все еще оставалось несколько друзей, и мы большой компанией отправлялись поужинать или выпить в «Старый дом» — совершенно новый бар, открывшийся в одном из домишек с деревянным каркасом и располагавшийся практически сразу же за воротами университетского кампуса. На второй год моего пребывания в Чэнду мы были уже избавлены от слабенького, будто бы разведенного водой китайского пива и вина «Великая китайская стена». Владельцам баров теперь удавалось закупать импортные алкогольные напитки, так что мы могли даже делать коктейли.

К этому времени я уже испытывала наслаждение от погружения в эмигрантскую жизнь. В первый год моего пребывания в Чэнду мне хотелось, чтобы мой быт как можно больше походил на сычуаньский. Однако теперь, когда большую часть времени я проводила в окружении китайцев, в ушах шелестел воркующий сычуаньский диалект, а в голове вертелось двадцать разных выражений, обозначавших один и тот же глагол «жарить», и не было ничего чудесней, чем прихлебывать джин с тоником в компании других иностранных студентов, засев в одном из оформленных в западном стиле баров, которые начали открываться по всему городу.

Иногда я устраивала у себя в квартире званые обеды, опробуя новые, только что освоенные рецепты блюд на ветеранах «Бамбукового бара» Дэвиде и Паше. Порой я с итальянцами готовила ньокки[15]. По западным меркам моя квартира была малопригодной для жилья. Зимой там было очень влажно и вовсю гуляли сквозняки, а летом роились комары. Когда я вывешивала на балкон сушиться белье, то его через несколько часов непременно надо было снимать, иначе оно делалось серым — настолько был грязен воздух. Матрас и постельные принадлежности, казалось, вечно были пропитаны влагой. В мебели из бамбука кто-то жил, по ночам слышалось тихое похрустывание, словно ее грызли. По кухне расхаживали огромные, раскормленные тараканы, и каждый вечер, вооружившись лопаточкой, я выходила на охоту, размазывая их по кафельной плитке. Время от времени ко мне наведывалась крыса. Пришлось соорудить самодельную ловушку из лифчика, кассеты, пластикового таза и тяжелого словаря (невероятно, но это сработало). Впрочем, я прожила в Китае уже год, и эта страна меня настолько пленила, что все эти мелочи нисколько не обременяли.

Шести дней занятий в техникуме мне было мало. В свободное время я разыскивала рестораны и закусочные, в которых мне еще не доводилось побывать, и просила хозяев пустить меня на кухню. Иногда, чтобы добиться от них согласия, мне приходилось доказывать серьезность своих намерений.

— Так значит, ты учишься в кулинарном техникуме? — спросил меня владелец ресторана, специализировавшегося на приготовлении тофу. Дело происходило в Лэшане — городе, располагавшемся неподалеку от Чэнду и получившем известность благодаря находившейся в нем огромной статуи Будды. — Раз ты будущий повар, давай покажи, что ты умеешь, — сказал хозяин. — Приготовь какое-нибудь блюдо.

Мне пришлось закатать рукава, одолжить белый халат и кухонный нож, перерыть кухню, чтобы собрать ингредиенты для блюда под названием «Соевый творог рябой старушки», после чего приготовить его, будучи окруженной двадцатью молоденькими поварами, которые побросали работу, желая на меня поглазеть. Когда все убедились, что у меня получилось вполне достойное ма-по доуфу, хозяин тут же разрешил мне оставаться на кухне и наблюдать за работой поваров столько, сколько мне нужно.