Сумерки / Жизнь и смерть: Сумерки. Переосмысление

На несколько секунд Эдит задумалась, а потом продолжала:

– Вампир улыбнулся и сказал пастору: «Отправляйся в ад и знай: ты возненавидишь свою обожаемую дочь».

Он легко отшвырнул пастора и схватил Карин…

До сих пор она рассказывала увлеченно, и вдруг осеклась, словно опомнилась и посмотрела на меня так, будто наговорила лишнего. А может, просто боялась напугать меня.

– И что же было дальше? – шепотом спросил я.

Когда она вновь заговорила, мне показалось, что она тщательно подбирает слова.

– Он ясно дал пастору понять, что будет с Карин, а потом убил его самого очень медленно, на глазах у Карин, корчившейся от боли и ужаса.

Я сжался. Она сочувственно кивнула.

– Вампир скрылся. Карин понимала, что с нею станет, если кто-нибудь найдет ее в таком состоянии. Все, что осквернило чудовище, должно быть уничтожено. Несмотря на боль, она уползла в погреб и три дня пряталась там в гниющей картошке. Каким-то чудом ей удалось сидеть тихо, и никто ее не нашел.

А потом все было кончено: она поняла, что стала вампиром.

Видимо, я изменился в лице, потому что она вдруг опять осеклась.

– С тобой все хорошо? – спросила она.

– Я в порядке… что же было дальше?

Мой вопрос прозвучал так живо, что она слегка улыбнулась, повернула по коридору обратно и повела меня за собой.

– Тогда пойдем, – позвала она. – Сейчас увидишь.

16. Карин

Она привела меня к двери, за которой, по ее словам, находился кабинет Карин. Возле двери она остановилась.

– Войдите, – послышался голос Карин.

Эдит открыла дверь, и я увидел комнату с окнами от пола до потолка. Почти все стены занимали стеллажи намного выше моего роста, вмещающие больше книг, чем я когда-либо видел, если не считать библиотеки.

Карин, сидевшая за огромным столом, закрыла книгу, заложив ее закладкой. Ее комната напоминала кабинет декана колледжа, только Карин казалась слишком молодой для этой должности.

Теперь, зная, что ей пришлось пережить, я смотрел на нее совсем другими глазами.

– Чем могу помочь? – спросила она с улыбкой, поднимаясь с места.

– Мне хотелось познакомить Бо с нашей историей, – объяснила Эдит. – Точнее, с твоей.

– Извините, что помешали вам, – виновато добавил я.

– Нисколько, – ответила Карин и повернулась к Эдит: – С чего вы собирались начать?

– С Ваггонера, – отозвалась Эдит и развернула меня лицом к двери, в которую мы только что вошли.

Стена, к которой мы повернулись, отличалась от остальных. Вместо книг на ней теснились картины в рамах – десятки картин всевозможных размеров, одни тусклые, другие яркие и красочные. Я быстро обвел их взглядом, пытаясь уловить хоть какую-нибудь логику или объединяющий мотив этой коллекции, но так ничего и не обнаружил.

Эдит подвела меня к левой стороне стены, взяла за руки и поставила прямо перед одной из картин. С каждым ее прикосновением, каким бы мимолетным оно ни было, мое сердце начинало гулко биться. В присутствии Карин мне стало от этого особенно неловко, я знал, что и она слышит эти звуки.

Маленькая квадратная картина в простой деревянной раме ничем не выделялась на фоне ярких картин большего размера. Написанная в оттенках сепии, она изображала город в миниатюре – множество острых черепичных крыш. На переднем плане текла река, через нее был переброшен мост, увенчанный сооружениями, похожими на маленькие соборы.

– Лондон середины семнадцатого века, – объяснила Эдит.

– Лондон моей юности, – добавила Карин с расстояния нескольких шагов за нашими спинами. Я вздрогнул, потому что не слышал, как она подошла. Эдит сжала мою руку.

– Расскажешь сама? – спросила Эдит, и я обернулся, чтобы видеть реакцию Карин.

Она встретилась со мной взглядом и улыбнулась.

– Я бы не отказалась, но мне пора в клинику. Сегодня утром звонили с работы – доктор Сноу взял больничный. Но Бо ничего не теряет, – улыбнулась она Эдит. – Все эти истории ты знаешь не хуже меня.

Странное сочетание, такое не сразу осмыслишь: повседневные заботы городского врача из провинции и рассказ о юности, проведенной в Лондоне семнадцатого века.

А еще было немного неловко сознавать, что вслух она говорит только ради меня.

Еще раз тепло улыбнувшись мне, Карин вышла.

Некоторое время я пристально разглядывал родной город Карин на картине.

– А что потом? – спросил я. – Когда Карин поняла, что с ней случилось?

Эдит подтолкнула меня на полшага в сторону, глядя на большой пейзаж в тусклых осенних красках – поляну в тени леса и скалистый утес вдалеке.

– Сначала она пришла в отчаяние… – негромко заговорила Эдит, – а потом взбунтовалась. Пыталась покончить с собой. Но оказалось, что это не так просто.

– Как? – я не собирался говорить это вслух, но от потрясения слово вырвалось само собой.

Эдит пожала плечами.

– Она прыгала с большой высоты, пробовала топиться в океане, но все бесполезно. Карин была настолько отвратительна себе, что ей хватало сил даже на попытки уморить себя голодом.

– А это возможно? – еле слышно спросил я.

– Нет. Существует лишь несколько способов убить нас.

Я открыл было рот, чтобы задать следующий вопрос, но она продолжала: