Сумерки грядущего

— А что такое, контрик? — подозрительно прищурилась Берта Соломоновна. — Тема не нравится? Ну, извини, мы тут люди простые, нам твои воздыхания о луне и розах неинтересны. В стихах должна быть отражена жизнь: борьба за народное счастье, битва за урожай, пролитая кровь борцов революции…

Неизвестно, сколько бы продолжался поэтический диспут между представителями разных слоёв общества, но тут распахнулась дверь в кабинет Берты Соломоновны, и в проёме показался рослый матрос.

— Почему это я занят?! — спросил он с агрессией и, покачнувшись, схватился за ручку двери.

— А я говорю, занят! — сварливо возразила ему комиссарша.

— Не занят! — заупрямился матрос. — Товарищ издалека прибыл, а ты его спроваживаешь. Пойдём со мной, братишка!

Председатель и поэт перешли в соседний кабинет, по обстановке который в точности напоминал предыдущий.

— Присаживайся, товарищ, в ногах правды нет, — великодушно предложил матрос. — Не часто поэты нас навещают. Как звать тебя, величать?

Кудрявцев назвался. Дурацкое имя, выдуманное меминженерами, матроса не смутило.

— А меня — Степан Чеботарь, можно просто Стёпка! — ответно представился председатель.

Евгений пристально посмотрел на матроса и прищурился. Жёлтая аура — порожденец, образ актёра Виктора Холодова, навсегда вписавшийся в историю. Кудрявцев оглядел стол и понял, что председатель действительно был очень занят. На столе стояла наполовину опорожненная четверть мутной самогонки, захватанный стакан и миска с квашеной капустой — источник отвратительного кислого запаха. Неудобно извернувшись, одной рукой председатель расстегнул матросский бушлат, обнажив несвежую тельняшку, другой пошарил в столе и выудил второй стакан, не чище первого.

— Ну-ка, братишка, давай-ка мы с тобой за встречу и за знакомство… — суетился матрос, разливая мутную жижу. — Праздник у меня сегодня, в партию я вступил пятнадцать лет назад. По солёной Балтике тогда ходил. Эх, жизня!..

— Давай! — вздохнул Кудрявцев, поняв, что от застолья ему не отвертеться. — Праздник без водки, что аватарка без фотки.

Собеседники чокнулись и выпили под кислую капусту за партию и солёную Балтику. Евгений прислушался к внутренним ощущениям. Сколько лет по мемориуму ползал, а всё не мог привыкнуть, что вкус пищи и опьянение ощущаются как в реале. В голове зашумело, и Стёпка слегка раздвоился. Матроса же потянуло на философию.

— Надоело, братка, сил нет! — словно продолжая начатый разговор, пожаловался Степан. — Почитай, с семнадцатого года революцию делаю. Кровушки на мне, как дерьма в привокзальном сортире! В Гражданскую мирное население на тот свет отправлял пачками, потом председателем поставили — опять казнить приходится. Начальство план по кулакам требует, а где их столько набрать? Вот и приходится для процентовки в распыл пускать и середняков, и бедняков, кто поумнее да похозяйственнее. А всё ради чего? Ответь, братишка!

Холодову крайне не хотелось ввязываться в застольные философские беседы, он пробурчал в ответ нечто дежурное. Ответ матроса удовлетворил, и он разлил по второй.

— А всё из-за неё! — выдал свою версию Стёпка, забыв про наполненный стакан. — Из-за благоверной моей. Супружницы дражайшей, Берты свет Соломоновны. Кровищу любит, жуть просто! Почитай, каждую неделю требует: дай кого-нибудь расстрелять, дай, и ещё дай, и снова дай! Как жить с такой?!

Чеботарь без тоста залпом опорожнил стакан и пьяно взрыднул:

— У других бабы как бабы. А моя… Днём по селу шарашится, людей пугает наганом. А ночами Энгельса читает и меня заставляет конспектировать.

— Да уж… — посочувствовал Кудрявцев, не зная, как перейти к разговору об уничтоженной Бобровке.

Надо попытаться расспросить как следует об мёртвой деревне у пьяного председателя и выпросить подводу. Самому любопытно посмотреть, как это большевики сумели из нежити организовать образцовую бригаду. Но застольный разговор никак не сворачивал в нужное русло.

— Поскорее бы уж жён обобществили! — мечтательно произнёс матрос, наливая себе третью порцию. — Мы уже и общий дом-коммуну подготовили из бывшей конюшни, и одеяло огромное сшили, чтобы весь колхоз под ним спал…

Он игриво подмигнул поэту и заговорщицки подтолкнул его локтем.

— Тут у Мишки-кузнеца жёнушка есть, Анфиска. Ох, до чего ж складная баба, ядри её в корень! — Чеботарь жестами изобразил степень ядрёности Анфиски. — С такой я бы обобществился! Ночами бы напролёт Энгельса штудировали!

Тут матрос поднял глаза и осёкся. В проёме двери стояла, подбоченясь, его супруга Берта Соломоновна. В её правой руке Кудрявцев заметил наган.

— А, пожаловала Железная Берта! — пьяно обрадовался Стёпка. — Выпить захотела с матросской душой? Ну, иди сюда, ненаглядная, налью!..

Комиссарша с выражением крайнего презрения оглядела загаженный стол со следами пиршества и перевела взгляд на Кудрявцева. Тот невольно поёжился и отвёл глаза.