Сумерки грядущего

— По местам! — раздался зычный голос возникшего на поляне майора, и штрафбатовцы, крестясь и матерясь, бросились разбирать дужки от кроватей, сваленные кучей неподалёку. А на дороге уже показались гигантские паруса со свастиками, укреплённые на вражеских танках.

Через два часа Виктор знал подробности ареста Твердынина в далёком тридцать седьмом. Они сидели в полуразрушенном блиндаже, и меминженер, вхлипывая, сбиваясь и часто останавливаясь, рассказал свою грустную историю с самого начала. К счастью, Холодов вовремя обнаружил на поясе флягу с трофейным шнапсом, который послужил антидепрессантом для невезучего «инженера-сталевара».

Беседа затянулась: инженер периодически взывал к мемористу, умоляя вытащить его в реал, чего Виктор не мог сделать физически. Единственное, чем он мог помочь несчастному — выпросить для него по мемсвязи у Бурлакова дополнительный обвес: неплохую защиту от пуль и осколков и практически нулевую чувствительность к боли на случай попадания в лапы особистов.

Потом Холодов отпустил Твердынина и полдня слонялся по окрестностям в ожидании выгрузки в реал, ускользая от патрулей с помощью стелс-режима. Его немного мучила совесть: как меминженер вернётся назад в штрафбат, что он расскажет командиру Хохлову. А если весь батальон полёг в неравном бою с немецкими танками? Но тут же меморист утешал себя, что он и так сделал всё, что мог по максимуму.

* * *

Тридцать седьмой год встретил Виктора унылым дождём и сумерками. Виктор переместился примерно за неделю до ареста Твердынина. Прекрасные капсулы Мемконтроля позволяли перемещаться между эпохами без промежуточного выхода в реал: достаточно было об этом попросить Бурлакова, следящего за операцией из уютного кабинета, чтобы он перебросил тебя в нужное место.

На этот раз мемтехники нарядили Виктора в милицейскую форму. Белая гимнастёрка (интересно, носят ли её в тридцать седьмом милиционеры?) моментально промокла под дождём, и меморист начал дрожать. Он спрятался под козырёк подъезда дома, в котором жил Твердынин. Черти, осень ведь на дворе, не могли в шинель нарядить! Теперь мокни, как дурак, в летней гимнастёрке!

В кармане тёмно-серых галифе Холодов нащупал пачку «Казбека» и современную китайскую зажигалку. Ай да техник, молодец какой! Позаботился о табачном довольствии сотрудника внутренних органов. В реале Виктор бросил курить, а в мемориуме иногда баловался; благо, здоровью это не вредило. Он решил перекурить, а затем подняться в квартиру Твердынина и найти загадочного соседа из третьей комнаты. Прикурив, Виктор вспомнил, что в советские годы можно было смолить где угодно, включая подъезды, поезда, самолёты, кабинеты без страха быть оштрафованным. Он даже позавидовал немного жителям тридцатых годов, у которых было больше свобод, нежели у граждан двадцать первого века, затюканных борьбой с курением, здоровым образом жизни, толерантностью и разными санитарно-эпидемиологическими ограничениями.

Поднявшись по скользкой широкой лестнице на третий этаж, Виктор остановился у двери в квартиру номер семь и некоторое время изучал длинный список жильцов — в тридцатые годы защита персональных данных никого не волновала. Он нашёл строчку со знакомым Твердыниным, а вот фамилии таинственного жильца из третьей Виктор не знал. Поэтому он решил действовать «по ситуации», то есть наобум.

Он нажал кнопку звонка и держал до тех пор, пока из-за двери не отозвался грубый женский голос.

— Какого чёрта?! — вежливо спросили из-за двери.

Вероятно, это была сама начальница квартиры: в списке она шла первой — «начквар тов. Марфуткина, один звонок».

— Откройте, полиц… э-э-э… милиция! — отозвался Виктор.

Дверь распахнулась, и в проёме в клубах папиросного дыма появилась коренастая женщина с грубым лицом базарной торговки, одетая в полувоенную форму. Она вопросительно посмотрела на Холодова, и он сообразил, что нужно представиться. Но тут же понял, что не успел впопыхах рассмотреть свои регалии. Да если бы и рассмотрел, толку не было бы никакого: Виктор совершенно не помнил систему званий и знаки различия тогдашней милиции.

— Виктор Николаевич Холодов, ваш новый участковый, — выкрутился меморист и попытался раскурить погасшую папиросу.

— А где товарищ Неустроев? — удивилась Марфуткина, давая прикурить Виктору от своей папироски.

— На больничном, — соврал Холодов. — Подозрение на ковид.

И осёкся. Начквар не отреагировала никак. И к форме не придралась, значит, мемтехники на этот раз не напутали с одеянием. Товарищ Марфуткина посторонилась, пропуская мемориста в прихожую.

— Цель вашего визита? — деловито осведомилась начквар.

— Проверка паспортного режима, — сухо ответил Виктор, решив больше ничего не уточнять, чтобы не болтануть лишнего.

Цель Марфуткину не удивила.

— Есть незаконно проживающие в данной квартире? — спросил Холодов, озабоченно нахмурив брови, стараясь придать лицу официальный вид.

— Никак нет, — отчеканила собеседница, метким плевком загасив папиросу и растоптав окурок кирзачами. — Все проживающие прописаны и поставлены на учёт.