Сулла

Однако за несколько дней до его отъезда произошел один инцидент, который он сам интерпретировал как знак слабости равновесия после серьезных волнений 86 года, но на которые не обратил большого внимания в тот момент. Марк Вергилий ополчился на Суллу за посягательство на Его Величество римский народ не из-за поставленных вне закона двенадцати авторов волнений предыдущего года, как часто полагают, и не из-за экзекуции трибуна Публия Сульпиция, все решения были приняты по настоянию сената, но, что более правдоподобно (хотя мы не располагаем подтверждающими это документами), из-за его поведения во время мятежа войск: он оставил безнаказанным особо тяжкий акт неповиновения, закончившийся забрасыванием камнями одного из легатов, человека консула; еще хуже, когда его в этом упрекнули, он ответил, что для него лучшим средством удержать легионы было внушить им сознание того, что они сделали ошибку. Во всяком случае, надеясь, что эти вопросы не подпадут под гражданскую юрисдикцию, и принимая во внимание, что он был под защитой иммунитета, распространяемого на магистратов, действующих в своей провинции, и обычно также на всех тех, кто был на службе у государства (закон Меммия, введенный в действие каких-то двадцать пять лет назад) он с превосходной беззастенчивостью послал к черту обвинителя и трибунал и процесс на этом остановился.

Но возвращаясь мысленно назад, дело, на которое он не обратил никакого внимания, потому что оно казалось ему лишь проявлением враждебности между некоторыми семьями (хотя неизвестно, что могло противопоставить Корнелиев и Вергилиев), теперь обнаруживалось более заметно, как имеющее политическое значение; больше не было сомнений, сам Циина подтолкнул на это обвинение, представляющее первое проявление политической враждебности, которая должна была развернуться во всем своем размахе, хотя он и дал клятву, гарантирующую его добрые намерения. На практике было ясно, что консул воспользовался первым же случаем, и он не был последним, нанести вред самому Сулле и его друзьям.

В более общем плане, одним из действий, предпринятых Цинной вопреки его обещаниям поддерживать согласие, стал подъем агитации, относящийся к голосованию новых граждан. Аппий настаивает, что его усердие шло не от глубокого убеждения, что нужно было дать свежеиспеченным италикам гражданское право реальной власти, распределяя их во все избирательные единства (где они буквально «затопили» бы «старых римлян»), а от суммы в 300 талантов, которая была бы ему предоставлена, чтобы он сделался защитником этого дела. Однако даже если признать, что предложенная сумма могла соблазнить не одного политического деятеля (7 200 000 сестерциев: в эту же эпоху Луций Лициний Красс, консул в 95 году, приказал доставить из Греции для перистиля своего римского жилища десять мраморных колонн за 100 000 сестерциев; вышеупомянутое жилище, оценивалось совершенно баснословно в 6 000 000 сестерциев), можно также предположить, что у Цинны были и другие основания заниматься этим делом, которое события последних месяцев 88 года отбросили на второй план.

Агитация была организованной и прямо привела к гражданской войне. Цинна заставил прийти в Рим толпу новых граждан, обещая им, что на этот раз он добьется для них полного равенства в политических правах. Но «старые» граждане, со своей стороны, произвели обструкцию: они не могли согласиться, чтобы вновь прибывшие лишили их контроля над делами; следовательно требовали, чтобы исходя из действительной необходимости ввести их в электоральный корпус, они оказались в нем в количестве, ограниченном избирательными единствами (десять на тридцать пять), чтобы свести к минимуму их влияние. Вероятно, они могли рассчитывать в защите своих интересов на другого консула, Гнея Октавия. Но Цинна, распорядившись собрать со всей Италии делегации, организовал собрание на Форуме, куда, кажется, некоторое число сторонников проникло с оружием под тогой, решив подраться со своими противниками, если последние окажутся очень агрессивными.

Октавий открыл заседание сената в храме на Капитолии, чтобы обсудить возникшую ситуацию. Когда в разгар собрания информаторы довели до его сведения, что на Форуме произошли акты насилия, в частности против некоторых трибунов плебса, проявивших враждебность к закону об интеграции, предложенному Цинной, он добился, чтобы сенат проголосовал за чрезвычайное положение. Окруженный большим числом тех, кто был в оппозиции к проекту Цинны и тоже вооружен, он спустился с Капитолия через Клив Капитолийский и прошел по Священному пути до храма Кастора и Поллукса, на подиум которого обычно поднимаются магистраты, чтобы председательствовать на народных собраниях, потому что зона Комиций, где проходили раньше собрания, стала слишком тесной. Октавий от имени сената потребовал, чтобы Цинна, окруженный шестью расположенными к нему трибунами плебса, закрыл собрание. Ситуация обострилась, и в ход пошло оружие.