Сулла

Сражение было невероятно кровавым и окончилось в пользу Октавия. Цинна не сразу покинул Город: сначала пытался сопротивляться, в частности призывал рабов к мятежу. Но обстоятельства складывались для него слишком плохо и вынудили уйти. Он оставил Город, где противостояние уже дало 10 000 жертв. Переданная древними источниками цифра казалась чрезмерной; и все же нет оснований сомневаться в ней, потому что Цицерон более чем через двадцать лет, вспоминая этот трагический день, писал: «Вся площадь была покрыта горой трупов и затоплена римской кровью».

В этой ситуации Октавий с одобрения сената провел голосование собрания центуриатных комиций за освобождение Цинны от его консулата, потому что тот спровоцировал очень серьезные волнения, призывал к подрывной деятельности, подстрекая рабов к восстанию, покинул Рим и дезертировал со своего поста. И чтобы эта мера оправдала все свое значение, он провел выборы замещающего консула. Собрание выбрало Луция Корнелия Мерулу, которого знали как фламина Юпитера.

Говорили, что известный жрец практически был исключен из политической жизни, потому что обстоятельства и ограничения в должности почти несовместимы с работой в магистратуре. Наряду с большим числом религиозных обрядов, которые не должны соединяться с политической деятельностью и показались бы нам довольно курьезными, потому что уже не ясен их смысл (только свободный человек может остричь его; ножки его кровати должны быть покрыты тонким слоем грязи, и он не может спать на ней три ночи подряд; он не должен носить перстень, разве что ажурный и пустотелый), некоторые табу делали затруднительными исполнение функций консула: ему запрещалось садиться на коня, смотреть на вооруженное римское войско, входить туда, где сжигают мертвеца, прикасаться к трупу — все то, что в эти смутные времена консул просто был обязан делать. То, что римляне сами избрали консулом великого жреца — служителя Юпитера, хорошо зная, что от него не может быть никакой политической пользы, тем более военной, имело, вероятно, смысл. Прежде всего избрание представляло собой в некотором роде одобрение в отстранении Цинны: его заменяли не другим, равным ему по компетентности и которого могли заподозрить в действиях под влиянием личных амбиций, но указали на личность, которую нужно было просить, чтобы он согласился с выбором, делавшим необратимым в принципе смещение Цинны. И затем, конечно, Октавий, выбрав коллегу, получал гарантию, имевшую большое значение.

Но что бы ни думали об этом выборе, он почти не был полезен делу, которое тот был обязан укрепить: Цинна этим воспользовался во время предпринятого им турне по Италии, чтобы собрать самое большое число сторонников и обрести военную силу как решающий аргумент, позволяющий ему подобную патетику.

В самом деле, с шестью трибунами, которые поддерживали его проекты и среди которых находились Гай Милоний, Квинт Серторий и Марк Марий Грацидиан, он отправился сначала в соседние с Римом города, в частности Тибур и Пренесте, затем во все те, через которые проходит Латинская дорога, позволяющая из Рима добраться до Капуи и Нолы. Речь шла о городах, соединенных соглашением с Римом и после Союзнической войны получивших статус муниципиев, то есть сообществ римских граждан, но граждан, которые, в действительности, из-за того, что вопрос права на выборы не решился, не был паритетным с Римом. Почти повсюду агитационная кампания Цинны находила благосклонные отклики, и он собирал гарнизоны, рассеянные по югу полуострова, а также деньги, необходимые для операций, которые мог бы вести. В Кампании и Ноле он разыграл настоящий спектакль, чтобы заполучить легион, находящийся тут под командованием Аппия Клавдия Пульхера: он явился к собранию граждан со всем аппаратом консульской власти; затем внезапно спросил, не уничтожить ли ему свои прутья, и сам сорвал знаки своей должности, прежде чем произнести возвышенную речь, в которой он напоминал, что сенат без ведома народа освободил его от консулата, который ему доверил народ; затем вернулся к вопросу избирательного права, показывая, что политический вес новых граждан будет никаким: и можно будет создавать и упразднять (видимо, особенно упразднять) магистраты без них, что привело к его случаю и вынудило оказаться в этом драматическом положении; он даже разорвал свою тогу, под конец сбежал с трибуны, бросился вниз лицом на землю, его подняли с криками и посадили на курульное кресло. Заставили принести другие прутья, призвали воспрянуть духом и снова быть консулом, чтобы вести армию туда, куда он посчитает нужным. Выступали военные трибуны и клялись принять командование, каждый офицер говорил по поручению всего соединения. И так по всей Италии, где Цинна возбуждал население городов, готовых участвовать в комедии, которую он разыгрывал, объединявшую их судьбу с судьбой смещенного консула, давая ему деньги и людей для ведения военных операций против «узурпаторов» Рима.