Суер-Выер и много чего ещё

— А ты что ж молчал! — рассердился Крендель, схватил меня за руку и потащил к выходу. — Ищи кожаную спину!

Мы побежали через рынок, и я крутил головой, но не видел уже нигде кожаной спины. Да и вообще спин как-то не было видно:

рынок то глядел исподлобья,

то поворачивался боком,

то показывал ухо,

золотой зуб,

кудрявую чёлку,

и только когда мы подбежали к выходу, рынок вдруг повернулся спиной.

Выпуклой и вогнутой, чёрной и коричневой оказалась спина Кармановского рынка, но ничего кожаного не было видно в ней.

Зато я заметил жёлтую бочку на колёсах, а у бочки с кружкой кваса в руке стоял Веснушчатый нос. Рядом — Усач в соломенной шляпе. Он тоже держал в руках кружку, из которой высовывалась белая папаха пены. Сунув усы в эту папаху, Усач разглядывал алмаз-стеклорез, который держал в другой руке.

— Да вы понюхайте! — послышалось мне.

Обтерев усы рукавом, Усач приблизил алмаз к носу.

— Пахнет хлебом, — сказал он.

— Это квас пахнет хлебом, нюхайте внимательней.

— У тебя, Васька, нос как у собаки, — сказал Усач и, отхлебнув кваса, снова понюхал алмаз.

Крендель дёрнул меня за рукав.

— Давай, давай, а то спину упустим! — крикнул он, и мы проскочили в ворота, не в те, через которые входили на рынок, а в другие, с противоположной стороны.

«Молоко» и «Яблочко»

С другой стороны Кармановского рынка тоже, оказывается, имелась площадь. Здесь, как видно, недавно была ярмарка.

Посреди площади торчало странное сооружение, похожее на какой-то капитанский мостик. Рядом лежала на земле коричневая лужа. По углам площади стояли железные домики без окон. Из-за железных дверей на улицу доносились хлопающие звуки, будто внутри кто-то заколачивал гвозди.

Мы подошли к железному домику, на котором висела табличка:

ЯБЛОЧКО

Крендель открыл дверь, и мы увидели длинный деревянный барьер.

У барьера спиной к нам стояли несколько человек. Они держали в руках духовые винтовки.

— Тир! — огорошенно шепнул Крендель, и тут же все винтовки разом выстрелили.

— Тьфу, опять в незрелое, — раздражённо сказал один стрелок, снял шляпу и вытер ею лоб.

На задней стенке висели четыре мишени. На каждой из них было нарисовано огромное зелёное яблоко. Внутри этого незрелого яблока заключалось другое — жёлтое. В середине жёлтого было оранжевое, а в самой сердцевине багровело спелое яблочко, в которое и метились стрелки.

— А вам чего тут надо? — раздражённо сказал стрелок, попадающий в незрелое, оборотясь к нам. — Это тир для взрослых.

Он снова выстрелил, снял шляпу и сильно ударил ею о прилавок:

— Опять в незрелое!

— Да ты сходи за молоком! — сказал патронщик, и все стрелки ухмыльнулись.

Незрелый побагровел, бросил винтовку и выскочил на улицу.

С минуту метался он по площади и скрежетал зубами.

Как видно, неудачи в стрельбе сильно его огорчали. Отдышавшись, стрелок подошёл к соседнему домику, над дверью которого висела вывеска:

МОЛОКО

Мы нырнули за ним в приоткрытую дверь, и сразу обрушились на нас звуки заколачиваемых гвоздей. Точно такой же барьер, как и в «Яблочке», перегораживал комнату, но мишени за ним висели другие — белые, будто облитые молоком. В центре каждой из них чернел кружок размером с трёхкопеечную монету. Попасть в кружок было трудно. Дырки от пуль большею частью чернели в «молоке».

Незрелый суетился у барьера, запихивал в ствол патроны и торопливо стрелял.

— Давай! Давай! — подзадоривал патронщик. — Крой! Кроши!

— Вы что это ходите за мной! — закричал вдруг стрелок, оборачиваясь к нам. — Сглазить хотите?! Не выйдет!

Он снова выстрелил и промазал. Это его потрясло. Подпрыгнув на месте, он сдёрнул с головы шляпу, бросил на пол и, как конь, растоптал её.

Мы с Кренделем выскочили на улицу и, подгоняемые криками и выстрелами, побежали через площадь к третьему железному домику. Над дверью его красовалась самая большая вывеска, на которой был нарисован усатый человек в шляпе с павлиньим пером. Из усов его выливалась кривая надпись:

ВОЛШЕБНЫЙ СТРЕЛОК

Отчего-то робея, мы заглянули в дверь и застыли на пороге. Перед нами в кресле сидел Кожаный и горстями высыпал на прилавок духовые патроны.

«Волшебный стрелок»

— Ага! — сказал он, увидев нас. — Старые знакомые! Прошу. Любая винтовка. На выбор.

— У нас денег нет, — растерялся Крендель.

— Денег нет — это плохо. Без денег какая же стрельба, — нахмурился Кожаный.

В тире не было ни души. Вот сейчас бы и надо было ясно и толково поговорить о монахах. Крендель вздохнул, приоткрыл рот, но тут Кожаный сказал:

— Чего вздыхаешь? Пострелять хочется?

— Ещё бы, — вздохнул и я.

— Ладно уж. По старой памяти вот вам два патрона — палите.

Замшевым перчаточным пальцем он выкатил из россыпи два патрона, и Крендель сразу схватил винтовку.

Поблёскивая сизым металлом, винтовки лежали на прилавке. Приподняв одну с прикладом густого кофейного цвета, я почувствовал, какая она тяжёлая. От неё пахло маслом и сталью.

Левой рукой я надавил на ствол. Он туго крякнул и переломился, открывши влажный от масла канал. Я вставил туда пульку, похожую на свинцовый напёрсточек, прижал к щеке блестящий приклад.

— В слона! — шепнул Крендель и выстрелил.