Судья и историк. Размышления на полях процесса Софри

В предисловии к «Людям Средневековья» Пауэр говорит о «социальной истории… интерпретированной, так сказать, личностным образом»79. Этот термин не должен вводить нас в заблуждение: «личность», «индивид» служит здесь синонимом «типа», хотя и не «идеального» в смысле Макса Вебера80. Однако способен ли тот, кто занимается историей подчиненных социальных групп, задаться целью воссоздать жизнь людей в настоящем смысле этого слова? Почти тридцать лет назад Франсуа Фюре дал очень четкий ответ на этот вопрос: низшие классы прошлого можно изучать только под знаком «чисел и анонимности, с помощью исторической демографии и социологии»81. Сегодня это утверждение выглядит слишком уж строгим, если не пессимистическим. Историки доказали, что возможен и качественный анализ, в особенности благодаря судебным источникам, как процессуальным актам, так и при необходимости их интерпретациям в литературе. Именно в этом последнем направлении пошла Натали Земон Дэвис в своей книге «The Return of Martin Guerre» («Возвращение Мартена Герра»), посвященной делу о присвоении и неузнавании личности в одной французской деревне XVI столетия. Эти события вызвали к жизни громкий процесс, материалы которого оказались утрачены. Впрочем, ход процесса косвенно восстановить удалось – благодаря вынесшему приговор судье Жану де Кора, подробно рассказавшему об этой истории в печати. Подобное состояние источников предопределило исследовательскую стратегию Дэвис:

За отсутствием всех протоколов дела (все такого рода документы, касающиеся уголовных дел, разбиравшихся до 1600 г., исчезли из Тулузского парламента) я изучила записи о приговорах, вынесенных парламентом, изыскивая новые данные о деле, а также о действиях и отношении судей к разбираемому делу. Пытаясь восстановить образы моих сельских персонажей, я просмотрела нотариальные контракты, заключенные во всех деревнях епархий Рио и Ломбе. Если мне не удавалось найти сообщений об интересовавших меня мужчинах и женщинах… я прилагала все усилия к тому, чтобы разыскать такого рода данные в других источниках тогдашнего периода, имеющих отношение к той же местности, стремясь представить себе тот мир, который был перед глазами моих героев, а также предположительно их реакцию на увиденное82.

Мы неизбежно вспоминаем об Эйлин Пауэр, о которой Дэвис недавно написала с такой теплотой и проницательностью83. Однако Дэвис гораздо более внимательно, чем Пауэр, различает установленную истину и вероятность, сигнализируя о заполнении лакун в документации с помощью сослагательного наклонения (или же слов «возможно», «вероятно»), а не скрывая их с помощью изъявительного наклонения. Метод Дэвис сопоставим с современной реставрацией, при которой специалисты не стремятся устранить лакуны на изображении, накладывая новый рисунок, но подчеркивают границы неразличимой зоны, не пытаясь ее восстановить84. Контекст, понятый как пространство исторически обусловленных возможностей, выполняет здесь определенную задачу – реконструировать фрагменты человеческой жизни, о которых не осталось документальных свидетельств. Впрочем, такое заполнение лакун сигнализирует о возможности, а не о необходимом следствии; о догадках, а не установленных фактах. Если вы сделаете иной вывод, то вам придется отказаться от идеи случайности и отсутствия предопределенности, составляющей важную (хотя и не уникальную) черту человеческой жизни.

Вернемся к процессу против Софри и его соответчиков. Следственный судья Ломбарди и заместитель прокурора Помаричи действовали как историки, а не как судьи и, более того, как весьма неосмотрительные историки. Казалось бы, безобидное дисциплинарное нарушение. На самом же деле речь идет совсем о другом.