Судьбы местного значения

На берег выбрался красноармеец, вытягивая тело погибшего товарища. Выполз Абадиев, упал на траву, и его вывернуло. Лейтенанта тоже тошнило. Речной взбаламученной и кровавого цвета воды вволю нахлебался…

Красная муть медленно утекала за холм. Плыли трупы. Плоскодонка с двумя мертвецами медленно у противоположного берега дрейфует. Кто же их убил? Немцев явно застрелили, а по лодке Чичерин не стрелял. В пылу схватки он слышал выстрелы. Припоминается, что была пулеметная, но короткая, несколько протяжных очередей из «суоми», и множество винтовочных.

Чичерин, с трудом уняв тошноту, поднялся по откосу. Перед домом и у бронетранспортера тела убитых немцев. У косого креста суетился Голубев. Степаненко с бледным лицом стоит рядом. Заметив лейтенанта, подал знак – чисто, мол.

Чичерин кивнул. Дошел до мотоциклов – убитый немец обнаружился у коляски. Так, а бойцы где? Тела Лопахина и Сафонова он нашел у кустов. Вокруг следы от пуль. Значит, пулеметчик одной короткой очередью их успел…

В прострации лейтенант дошел до оставленной планшетки. Вернулся с ней на берег. Сел. Стоило прикрыть глаза, как замелькало – вспышка последнего выстрела, рычащий немец, перехваченный им клинок, силен был, гад, удалось сбить с ног и оседлать, чтоб не вынырнул, и почувствовать последние судороги утопшего врага. А потом стиснуть горло другого…

НР-40 где-то потерян, жаль. Может, найдется?

Рукопашная. Первая. А ведь страшно было…

Справились, да, и всех перебили. И в этой схватке четверо бойцов легло – двое в рукопашной, и пулеметчик, сволочь, последней в своей жизни очередью сразу двоих срезал намертво. Кто-то затряс за плечо.

– Командыр… командыр…

– Что тебе, Умар?

– Там наши!

– Где?

На том берегу он увидел троих в гимнастерках. Один вошел в воду, схватил плоскодонку за борт и подтянул её к берегу. Затем они свалили трупы немцев в воду, двое сели. Тот, что ловил лодку, сильно оттолкнул её от берега, после чего поднялся и скрылся в лесу.

Чичерин присмотрелся – судя по форме, в лодке командир и красноармеец. Так-так, а третий в лес ушел, хотя в лодке и трое вполне уместятся. Значит, есть еще люди. Сколько? И кто они? Выяснится, когда лодка доплывет, а плыть придется долго – весел-то нет, ладошками гребут.

А пока гребут, мы к встрече подготовимся.

– Умар, – повернулся лейтенант к бойцу, – поднимись наверх и сними пулемет с коляски. На откосе установи.

– Я нэ умею, командыр.

– А ты не показывай, что не умеешь.

Абадиев, оскалился, со щелчком загнал кинжал в ножны и ушел.

– Макаров, ты как, очухался?

– Вроде как.

– Давай-ка приберем тут…

Погибших товарищей они вытащили к траве. Затем собрали оружие и амуницию в одно место. Повезло – НР-40 нашелся, на отмели лежал. Заодно проверили свое оружие и оправились. Все одно гимнастерки мокрые, поэтому всю грязь просто смыли.

Лейтенант, присев на травку и поглядывая на лодку, принялся рассматривать «Вальтер-ППК». Два пистолета они на берегу среди немецких портков обнаружили. Странно, почему эти камуфляжные вооружены этой пукалкой? Не армейский вроде пистолет.

Заслышав шаги, обернулся. Спускался Степаненко, таща за собой немца. Ноги у того заплетались. Фингал в пол-лица и левое ухо кровит. Руки позади связаны. Гимнастерки, то есть – кителя нет, лишь майка с орлом и свастикой, штаны и сапоги.

– Вот, командир, познакомься, – сказал сержант, швыряя пленного на песок, – обер-лейтенант Эрих Шумберг. Командир этих палачей.

Пленный зыркнул зло на сержанта. Степаненко же передал лейтенанту документ и медальон на цепочке.

Чичерин первым глянул на овальный медальон. На аверсе германский орел с венком бегущей свастики вправо пялится. На реверсе надпись «Sicherheitsdienst» и четырехзначный номер.

– Интересная вещица… – кивнул лейтенант, сунул медальон в карман и быстро просмотрел зольдбух. – Командир «Зондеркоманды 7а», так?

Немец только зыркнул зло. Понимает ли по-русски?

– Сколько таких зондеркоманд? – спросил по-немецки. – Каков состав и основные задачи? Молчите?

Ответа он не дождался.

– Сержант, при нем еще что было? – спросил он Степаненко. – Планшетка, там, или портфель?

– Нет, командир, – отрицательно покачал головой сержант. – При нем только медальон и документы были. Надо в бронике пошуровать, наверняка там все…

– Вы мне помоч и сдавайтс! – внезапно сказал немец.

– И вы гарантируете нам жизнь? – язвительно выплюнул Чичерин, заводясь. – Вот же сука! А женщинам, старикам и детям вы что гарантировали? Молчишь, тварь?

– Ihr seid Barbaren! – истерично заорал немец. – Untermenschen! Wir befreien die Erde von Juden und Kommissaren! Vom slawischen tier! Heil Hitler! Heil Hitler! Heil!..[10]

Немец орал и дергался, будто хотел вскинуть руки, а у лейтенанта от ярости потемнело в глазах. Heil Hitler! – и перед глазами тела женщин, стариков, детей… Heil Hitler! – и на косом кресте распят пожилой егерь…

– Зверей?! Сдохни, тварь!

– Командир… командир!

Чичерин вдруг обнаружил, что Степаненко оттаскивает его от обер-лейтенанта, а немец хрипит, обливаясь кровью, и вскоре затихает. Злость отхлынула, осталось только сожаление, что тварь сдохла так быстро.