Судьбы местного значения

Чичерин прикрыл глаза на пару секунд и вздрогнул, валясь набок. Сел иначе, и вновь веки тяжелеют. Нет, спать нельзя. Даже припомнился тот кошмар – «Взрывай, Юрка! Взрывай!», но помогло мало.

– Поспы, командыр, – услышал он Абадиева.

– Нельзя спать, Умар. Не время.

– Выпэй араки, командыр, – и Умар протянул фляжку.

Арака оказалась тем самогоном, что нашли в деревне, только вкус был иной – не горлодер, а чуть мягче. И мятой отдает. Где Абадиев травы успел найти? Однако в голове немного прояснилось, и сонливость отступила.

Вдруг он заметил, как Абадиев подобрался, настороженно смотря в чащу. Медленно вытянув пистолет, Чичерин приблизился. Сидящие бойцы насторожились.

– Что? – шепотом спросил лейтенант.

– Мэлькнуло. Маленкое.

Минуту несколько человек всматривались в лес. Стояла тишина, лишь с юга отдаленно шумели моторы. Лейтенант, осторожно ступая, прошел пару десятков метров до бойца охранения.

– Видел ли что? – спросил тихо.

– Нет, командир, никого.

Вернулся обратно. Абадиев появился навстречу. Отрицательно покачал головой.

– Звер, навэрно.

Вернулась разведка. Сержант с мрачным лицом присел рядом с лейтенантом.

– Много там немцев?

– До хрена. Чуть не спалились. Пехота у обочин отдыхает. По лесу шляются. Техника стоит – броники и танки, и экипажи в них. Если что, могут сразу в бой. А по дороге грузовики с пушками прут.

– То есть незаметно не подойти? – спросил Чичерин и посмотрел на поднявшегося Абадиева.

Тот с одной винтовкой двинулся в чащу, но принял немного левее. Оправиться пошел?

– Вблизи нет. Может, дальше? – пожал плечами Степаненко.

– А камуфляжных не заметил?

– Нет, командир. Мы внимательно смотрели.

– Хреново…

Тут все услышали глухой вскрик. Вскочили.

– Там! – Семенов показал в чащу. – Это Абадиев.

– Вот он, звэр! – радостно скалясь, сказал боец, выходя на полянку.

Умар крепко держал мальчишку лет пяти-шести и зажимал ладонью рот. Пацан дергался и мычал.

– Абадиев, отпусти мальчишку.

– А закричит?

– Не закричит, – сказал лейтенант. – Ты ведь не будешь кричать?

Пацан испуганно смотрел на Чичерина. Лейтенант кивнул Умару, и тот убрал ладонь.

– Вот так, молодец. Ты кто, как тебя зовут?

– Я… Миша я. Дзядзька ваенны, я Миша.

– Откуда ты?

Тут из глаз обильно потекли слезы, и мальчишка разревелся. Стоящие вокруг бойцы переглянулись.

– Напугал пацана… – и Степаненко укоризненно посмотрел на Абадиева, но тот лишь усмехнулся.

А лейтенант мгновение смотрел на плачущего мальчишку, затем обнял и прижал его к себе.

– Не плачь, Миша. Ты ж казак. Где твоя сабля?

– Страци… – всхлипнул мальчишка.

– Потерял? – переспросил Чичерин. – Ничего, новую дадим. Ведь дадим?

Бойцы согласно закивали, а Степаненко сказал:

– Самую острую саблю найдем!

– Он с той деревни? – одними губами произнес сержант.

Лейтенант утвердительно кивнул. Пацана он узнал сразу, хоть на той фотографии он был явно младше и одет иначе. Сейчас его одежонка рваная и грязная. Кожа в синяках и царапинах, на лице грязные разводы…

С неба слышался гул бомбардировщиков. Шли высоко – видны лишь крестообразные силуэты. А вдалеке тревожно трещали сороки. Бойцы посматривали на небо и настороженно прислушивались. Отряд шел сквозь лес аккурат в сторону сорочьего ора. Прошли уже километра три, или чуть больше, сколько еще до охотничьего домика идти, выяснить не удалось – пацан просто не смог ничего толком рассказать. Чуть только начнет, сразу в плач.

– …мамка крычыць – бяжы! Я и пабег. У кустах схавався… – рассказывал Миша, всхлипывая и утирая слезы. – А немцы пагналы всих да яра и пастралялы. Я у лес пабег. У дзядзьки паляунычы домик, думав там схавацца. Дабег, а там тэ немцы уже. А дзяцка… дзяцка…

Что с этим дядей, так и не узнали – мальчишка начинал заикаться и плакать. Ясно, что ничего хорошего. Только злости прибавилось. Лейтенант прекрасно понимал – не дело поддаваться эмоциям, но спускать зверства нельзя. Подло спускать такое, а жить подлецом самое последнее дело.

Сорочий вдруг треск приумолк, затем возобновился и вроде как сместился. И стал еще громче. Или близко уже? Да, близко, вон, боец из дозора встречает.

Что могло так встревожить птиц? Что такое сделали немцы, что начался этот «концерт»? Те камуфляжные свернули к охотничьей заимке. Дозорные на развилке побывали и подтвердили – следы налево ушли. К своим камуфляжные не свернули. Почему? Не хотят своими делами светиться? Что-то тут не то. Впрочем, послушаем, что дозорный доложит, да сами посмотрим…

– Это они, командир, – подтвердил боец. – Что и как, пока не понятно, там ближе не подобраться, но это они.

– Охранение есть?

– Мы сторожко так поглядели – нету.

Чичерин задумался – у деревни немцы охранение выставляли, а тут? Странно…

Выдвинулись к опушке, оставив в чаще Маврищева и пацана под охраной одного раненого бойца.

И точно – охранения немцы не выставили. Лейтенант обогнул куст орешника и выглянул.

Что говорить – в красивом месте изба егеря стоит. Высокий холм и огибающая его река. Перед холмом виднеется часть песчаной отмели. И оттуда слышатся голоса и плеск воды. Решили искупаться? Или кровь смыть?..