Судьбы местного значения

Боец выбрался и заодно поднял чугунок, лежащий у проема, понюхал.

– Это были щи, – сказал он и потряс чугунок.

Вывалился кусочек вареного мяса.

– Хм…

– Что? – спросил Чичерин.

– Мясо варили. Надо ледники смотреть, командир. Может, там селяне спрятались?

Чичерин всю жизнь в городе прожил, в нюансах сельской жизни мало понимал. Где искать эти ледники, понятия не имел.

– Ледник, говоришь? – задумался лейтенант. – Вряд ли, холодно же там… но посмотрим.

Заглянули в сараи. В курятнике сплошь перья, и ни одной птицы – ясно, что немцы их прихватили. В скотнике тоже пусто. Боец кровь на соломе заметил. Значит, и порося прирезали тут же…

Ледник следовало искать на склоне, так Голубев пояснил. Но прежде решили проверить другие дома.

Осмотрели еще два двора. Та же самая картина – протопленные печи, беспорядок и никого. Голубев, заглянув в печь, заметил чугунок. Сунул руку к нему. Отдернул. Подул на палец, шаря глазами вокруг. Заметил ухват. Подцепил ухватом чугунок и вынул его из печки. Понюхал.

– М-м-м… – на лице отразилось блаженство. – Щи… томленые.

Чичерин тоже уловил аромат варева. Потекли слюни и в животе голодно заурчало.

– Ты погоди пока, – сказал лейтенант, не отводя глаз от чугунка. – Сначала хозяев найдем.

Что-то прогрохотало в сенях, покатилось со звоном. Дверь распахнулась, появился боец. Бледный, взъерошенный. А в глазах ужас плещется.

– Ком-мандир… – выдохнул он, – там… там…

– Что там, Лопахин? – насторожился Чичерин, опуская пистолет. – Немцы?

– Н-нет, т-там…

Кто-то быстро прошел по сеням. Это был Степаненко, следом вбежал Абадиев.

– Что случилось, сержант?

– Сам не знаю, командир. Мы из двора выходим, а тут Лопахин как угорелый несется. Кричу ему, а он не слышит.

Тем временем Голубев отыскал ковшик, из ведра черпанул воды и протянул бойцу. Лопахин выпил и начал говорить:

– Я сараи обходил. А там малинник. Ягоды спелые висят. Дай, думаю, чутка сорву, глядь, – тропка странная, как будто недавно натоптанная. Широкая. К оврагу ведет. Пошел посмотреть, мало ли кто, а там… там…

– Что там?

Но бойца будто вновь заклинило. Поняв, что ничего толком Лопахин не пояснит, лейтенант приказал:

– Веди, покажешь это самое «там».

Вышли из дома, обогнули сараи и скотники. Прошли мимо грядок, малинника. Действительно, скошенная трава была примята так, будто много человек по ней прошло. Тропа вела через чащу в овраг и заканчивалась у обрыва.

Подошли к краю. Посмотрели вниз.

– Господи!.. – выдохнул кто-то.

Тела селян лежали вповалку. Женщины, старики, дети…

– Как же так? – спросил Голубев и забился в рвотных судорогах.

«Взрывай, Юрка! Взрывай!» И вновь перед глазами с неба падает земля и разорванная плоть.

Это неправильно. Так быть не должно. Не может так человек. Так даже звери не могут. Как же так? Ведь в Германии такие же люди. Пролетарии…

Не должно так быть! Не должно!..

Надо что-то делать! – Чичерин будто очнулся, но оторвать взгляд от тел не смог. Замечая краем сознания или просто понимая, что все вокруг в ступоре. Кто-то просто стоит покачиваясь. Бледные. Растерянные. Испуганные…

Кто-то забормотал молитву, а Абадиев точно молился – руки лодочкой сложены. Вот Степаненко попятился было, но встрепенулся, посмотрел на лейтенанта и толкнул бойца, что молитву читал. Потом к Абадиеву шагнул.

– Не надо, пусть, – тихо сказал Чичерин, понимая, что нельзя прерывать бойца.

– Что делать будем, командир? – так же тихо спросил сержант.

– Смотрим, мужики! – громко ответил лейтенант. – Внимательно смотрим. Чтобы накрепко это запомнить!

Лица бойцов посуровели. Абадиев провел ладонями по лицу, и Чичерин разобрал его последние слова:

– Аллах Акбар!

Затем он склонился и достал свой кинжал. Чиркнул по ладони, выступившая кровь закапала на клинок под непонятные всем слова. Затем, не обтирая лезвия, Абадиев с силой загнал кинжал в ножны.

Тут все повернулись к Чичерину. Взгляды суровые. Внимательные. И он понял, что делать дальше. Ценность тетрадки? Не важно это сейчас. Важно найти этих нелюдей.

Второй час отряд по лесу идет, чуть в стороне от дороги. Медленно, хотя чаща не густая, и подлеска мало. Но это не грунтовка – много впадин, прелой листвы, валежника. Из-за носилок с раненым эти препятствия приходится обходить. По самой грунтовке, метров двести впереди шла дозорная пара бойцов и еще пара позади.

Миновали несколько троп, пересекающих дорогу поперек и явно натоптанных людьми. Куда они ведут, выяснять некогда. Постоянно прислушивались, пытаясь сквозь шум листвы засечь рокот моторов. Еще к канонаде, что рокочет на грани слышимости. Далековато откатился фронт, и это угнетало.

Лейтенант порой скрипел зубами от злости. Разбить врага и малой кровью и на чужой территории? Как же так случилось, что бьют их самих, да так, что отступать не успеваем? Но мысль – как догнать этих камуфляжных, была основной. Именно камуфляжных. Да – пешком.