Судьбы дорога

Резко изменилась погода. Проглянувшее ранее солнце спряталось за нависшей над лесом хмарью. По шершавым стволам деревьев, как будто стекали небесные слезы. Молча приехали в родную обитель, прощаясь, пожали друг другу руки.

Анатолий повесил шинель в прихожей на вешалку, поставил в угол картину и прошел на кухню. Достал из холодильника бутылку, молча выпил рюмку, закусив корочкой хлеба, уставился на божницу. О ногу Анатолия терся кот «Тарзан», как бы понимая хозяина и жалея его. Матушка сидела возле окна и что-то вязала.

– Сынок, что случилось? Гляжу на тебя – ты как не свой.

– Успокойся ты, мать, ничего не случилось, устал я, прилягу.

Анна Васильевна, взглядом проводив сына, продолжала вязать носки к зиме, но материнское сердце подсказывало ей, что у Анатолия на сердце кручина.

Капитан прилег на диван, не раздеваясь, положив сцепленные руки под голову, задумался: «Кто тот человек? Если это муж ее то, что к ней липнет у прохожих на виду? Если любовник?.. То серьезная женщина этого приставания не допустит, а что если она хочет склеить личную жизнь, как разбитую вазу? – вдруг пришло в голову Анатолию. Но он не заметил в лице Наташи той решительности, наоборот, оно было бесстрастным. Нет… Что-то тут не так». Любовь и ревность подобно зверю метались в железной клетке. Сердце ныло, и вновь стянуло болью ногу. Взгляд капитана пал на потолочную матицу с крюком и кольцом для детской колыбели.

Глядя в потолок, вспомнил Анатолий слова покойного учителя по рисованию – Игната Васильевича: «Когда человек при деле, некогда заниматься самокритикой. А если смотреть в потолок и решать, на что похож кусок отвалившейся штукатурки, из этого ничего хорошего не будет. Если человек умеет рисовать, он рисует, а когда не умеет, занимается „сочинительством“. Не топчись на одном месте, будь в движении, общайся с людьми».

Капитан потряс головой, открыв глаза, набрав полную грудь воздуха, затаил дыхание и подумал: «Надо взять себя в руки, освободиться от химеры».

Так размышляя над собой и маячившей рядом судьбой, Анатолий успокоился, достал с полки книгу и стал листать ее. Взгляд остановился на серединной странице, он прочитал строчки стихотворения А.Блока, которые частично вернули всколыхнувшую душу к успокоению.

Скрипка стонет под горой.
В сонном парке вечер длинный,
Вечер длинный – лик невинный,
Образ девушки со мной.
Скрипки стон неутомимый
Напевает мне: «Живи»…
Образ девушки любимой —
Повесть ласковой любви.

За окном сумерки сменились тьмой длинной ночи. Деревья, крепко переплетясь ветками, друг с дружкой, слились в единую бурую массу. В черной космической бездне далеким маяком зажглась первая звезда. А где-то на земле в одиноком окошечке деревянной избы долго горел огонек не затухающей любви.

Глава восьмая

Этот прошедший день, принесший капитану Воробейчику печаль и разочарование, неотвратимо коснулся и егеря Журавлева. Приехав домой, он не обнаружил привычного огонька в окнах, призадумался: «В это время жена всегда была дома с детьми, неужели задержалась в сельмаге, хотя рабочий день уже давно закончился, а детей, вероятно, оставила у бабушки?»

Семен подъехал к дому своей матери, жившей отдельно в конце улицы. От нее узнал, что с базы Орса пришла машина груженная разными товарами и продуктами, Зина ушла в магазин. Журавлёв решил пойти и помочь жене таскать мешки, ящики и прочие коробки.

У сельмага толпятся односельчане.

– Здравствуйте, люди! – поздоровался егерь.

– Здорово, Семен! – невесело отвечали мужики.

– Чего стоим, чего ждем?

– Хотим, вот, свеженького привоза попробовать, да продавщица закрылась и не пускает.

– Наверно, она по накладным товар сверяет? – предположил Журавлев.

К нему подошел старичок в телогрейке, отозвал в сторону, шепеляво сообщил:

– Семен, мы с мужиками товары на склад перетаскали уж давненько, твоя Зина за работу обещала поставить магарыч. Ты уж прости, я украдкой подсмотрел через неприкрытую штору и вот, что узрил: твоя жена с водителем за прилавком пили водку. Зина веселая была, а потом они ушли в темный склад, где на полу мешки лежат.

Семен, чувствуя, как у него внутри закипает, вскочил на завалинку, прильнув к краю окна, глянул в зал магазина. Действительно, в помещении никого не было, а дверь в подсобное помещение, именуемое складом, захлопнута изнутри.

Журавлев точно знал, в эту кладовку электричество не проведено; не трудно догадаться, что там делать в темноте.

Семен соскочил с завалинки, стал колотить в дверь, но в ответ реакции не последовало. Вырвав из забора штакетину, Журавлев ударил по оконному стеклу.

– Кто это тут хулиганит?! Я вот сообщу участковому! – открывая дверь, громко кричала Зина, но, увидев грозное лицо мужа, осеклась и, пряча дыхание и пунцовое лицо, пробормотала:

– Это ты, Семен, чего не ждешь меня дома?

Семен, едва сдерживая гнев, дрожащими губами прошипел:

– Почему ты в это время здесь, а не дома с детьми?