Судьба Убийцы

– Увидим, когда наступит время действовать, – сказал я им, зная, что они будут спорить, если я просто скажу «нет».

– Я не увижу, – нарушил тишину Шут. Секундная неловкость, и затем Пер неуклюже рассмеялся. Мы присоединились, хотя наш смех был скорее горьким, чем веселым. Но мы все еще были живы и все еще двигались к нашей смертоносной цели.

Глава девятая. Смоляной.

Еще до того, как король Шрюд довольно неразумно предпочел ввести строгие ограничения на обучение Скиллу только членов королевской семьи, магия стала уходить в забытье. Когда я был на своем 22-м году жизни, по всем прибрежным герцогствам прокатился кровавый кашель. Молодых и старых уносило без числа. Многие пожилые, владеющие Скиллом, умерли от этой чумы, и вместе с ними умерли их знания о магии.

Когда принц Регал обнаружил, что торговцы назначали высокую цену за свитки о магии Скилла, он начал тайно истощать библиотеки Баккипа. Знал ли он, что эти драгоценные свитки в конечном итоге попадут в руки Бледной Женщины и пиратов Красных Кораблей? Это вопрос, который долго обсуждался среди дворянства Бакка, и поскольку Регал был мертв уже в течение многих лет, то, вероятно, мы никогда не узнаем правды об этом.

            Об упадке знаний о Скилле во времена правления короля Шрюда,

                                                      Чейд Фаллстар.

Мы вместе отправились вниз, к пристани, чтобы посмотреть, как Смоляной прибывает в Кельсингру. Я вырос в городе Баккип, где доки были из тяжелых черных брусьев, благоухающих смолой. Они, казалось, стояли со времен, как Эль привел море к нашим берегам. Этот же док был построен недавно, из светлых досок, на сваях из камня и частично сырой древесины. Новое сооружение крепилось к древним останкам пристани Элдерлингов. Я подумал, что это было не самым лучшим местом. Съеденные наполовину здания на берегу говорили мне, что река часто выходила из своего русла. Новым Элдерлингам Кельсингры необходимо было отвести взгляд от прошлого и рассмотреть реку и город, какими они были сейчас.

Над разбитыми утесами, поддерживавшими город, на самых высоких холмах, местами еще лежали тонкие пальцы снега. Вдалеке я видел, как порозовели березки, а ивы покраснели на кончиках ветвей. Ветер с реки был мокрым и холодным, но зимняя острота уже покинула его. Год менялся, а вместе с ним и моя жизнь.

Когда приблизился Смоляной, моросил дождь. Мотли цеплялась за плечо Персиверанса, плотнее пригибая голову от дождя. Лант встал позади него. Спарк – рядом с Янтарь. Мы подошли достаточно близко, чтобы наблюдать, и достаточно далеко, чтобы не мешаться. Рукой в перчатке Янтарь опиралась о мое запястье. Я рассказывал ей приглушенно:

– Река стремительная, глубокая и, несомненно, холодная. Бледно-серая, с илом и кислым запахом. Когда-то берег здесь был больше. За многие десятилетия река пробралась в Кельсингру. Здесь есть еще два корабля. Они оба простаивают. Смоляной – речная баржа. Вытянутая, весла длинные и низко к воде. Сильная женщина у рулевого весла. Корабль прошёл вверх по реке на противоположной стороне и теперь, преодолевая течение, повернул назад и движется с потоком. Без носового украшения, – я был разочарован. Я слышал, что носовые фигуры на кораблях могли двигаться и говорить. – На его корпусе нарисованы глаза. Он быстро приближается, и два матроса присоединились к женщине у руля. Экипаж борется с течением, чтобы корабль причалил здесь.

Когда люди на пристани подхватили лини с приблизившегося к докам Смоляного и обмотали вокруг палов, баржа взвилась, как норовистая лошадь, и вода разбилась о ее корму. Было нечто странное в том, как корабль сражался с течением, но я не мог понять, что именно. Вода вспенивалась вокруг него. Лини и доковые бревна заскрипели, приняв его вес.