Судьба открытия

Наконец Глебов увидел: лошадей вели под уздцы, и по двое-трое красногвардейцев подталкивали сзади каждый воз. Тяжело нагруженные сани врезались в сугробы, то наклоняясь, словно вот-вот опрокинутся, то скользя под уклон, то останавливаясь при подъеме в гору.

У саней покрикивал и суетился красногвардеец Рязанцев, бывший штабс-капитан и георгиевский кавалер. В дни июльских событий его отчислили из штаба седьмой армии, как офицера, «опозорившего себя большевистской деятельностью». Позже он сам надел солдатскую шинель, пришел в Петроградский Совет, попросил взять его на службу. «Рядовым, — сказал, — на большее не претендую»,

Сейчас, глядя на Рязанцева, Глебов решил — надо посмотреть, как поведет себя в бою. «Кто его знает», подумал он и тотчас заметил: среди подталкивающих сани идет мальчик лет двенадцати, худой, с тонкой шеей, одетый в женскую заплатанную кофту. Раньше детей в отряде не было. «Еще чего недоставало!»

Глебов сбежал по косогору вниз, схватил мальчика за рукав, оттянул его с дороги в сторону. Спросил суровым голосом:

— Ты кто и как попал сюда?

Пойманный молчал, видимо оробев. Хотел вырвать — освободить руку, но Глебов понял это, стал держать еще крепче:

— Ты кто, я тебя спрашиваю? Как тебя зовут?

Мальчик вскинул на него взгляд, ответил с неожиданным достоинством:

— Петр Шаповалов меня зовут. Что тебе надо? Руку пусти!

— Вот ты какой! — сказал Глебов и чуть улыбнулся — пошевелил уголками губ. — А почему же ты здесь, Петр Шаповалов? Кто тебе позволил?

— С Хохряковым я, — важно проговорил Петька. — Хохрякова знаешь? Он делегат к вам. Ну, и не чапай меня за руку!

Последние, четвертые сани, боком скользнув с бугра, прокатились мимо. За ними прошли последние красногвардейцы.

Глебов сказал Петьке:

— Пойдем, а то отстанем. Хохряков тебе кто — родственник, дядя?

Они пошли рядом. Петька солидно, по-взрослому сплюнул, покосился на шагающего по санной колее седого человека.

— Хохряков-то? — переспросил. — Хохряков меня грамоте учит. А так он мне никто.

— Ага, значит, никто. Это хорошо, что грамоте. Грамота, брат, великая вещь. Но все же, где твои родители? Живешь ты где?

— Вот, стало быть, и живу с Хохряковым.

«Зря он мальчонку с собой взял, — подумал Глебов. — С минуты на минуту — казаки… Зачем рисковать пареньком? Отослать надо: пусть сам пробирается домой».

Петька помолчал и добавил:

— Когда лавочник Сычугов меня выгнал, дядя Черепанов уже в тифу лежали. Они и померли от тифа.

Петькины пальцы протянулись к кожаной кобуре на поясе Глебова:

— Наган у вас самовзводный?

Седой спутник взглянул сверху вниз, улыбнулся. Ответил:

— Самовзводный. Вот о чем скажи мне, Петр Шаповалов: дорогу домой отсюда найдешь, если придется одному? Не заблудишься?

— Чего ж заблудиться? Известно — степь. Только я от вас, — мальчик сверкнул шустрыми глазами, — уходить не думаю покамест. Чего ж мне уходить?

— А я вот прикажу тебе.

— А я не пойду. И Хохряков приказывал. — Петька посмотрел дерзко. — «К Танцюрихе, — говорил, — иди». А я — за Хохряковым. Он заругался — страсть! А я, стало быть, за ним.

— Зачем? — удивился Глебов. — Что тебе тут: прогулка?

— Вы с казаками станете биться — я буду вам помогать.

— Помощник! Нет, брат, это ни к чему. Это ты зря.

— Вы сами, дядя, говорите зря. Еще как я с Васькой Танцюрой у казаков патроны позабирал к винтовкам… Прямо смех! Те водку пьют… один казак у Сычугова. А мы хотели самую винтовку взять — не нашли. Патроны в штаб шахтерского отряда отдали.

— Вам кто-нибудь велел достать патроны?

— Никто не велел. Я все умею делать. Увидите.

— Ты что, красногвардейцем хочешь быть?

— Хочу.

— Слушаться не умеешь. Научись сначала. Я вот тебе приказываю: уходи.

— Все равно не уйду. И что пристали? Не уйду, говорю. И всё!

Глебов махнул рукой, начал быстро пробираться вперед. Обогнал одни сани, другие.

«Сказать Хохрякову — пусть отошлет упрямого мальчишку. Как угодно. Пускай домой идет. Еще чего недоставало!»

Мальчик остался около саней. Принялся вместе с Рязанцевым подталкивать их.

Сумерки сгущались, незаметно наступила ночь.

Петьке эта ночь запомнилась навсегда. Позже, спустя много лет, он мог легко себе представить и тучи, расходящиеся в небе, и острые рога молодого месяца, с вечера блеснувшие из-за туч, и темную, словно сиреневую, занесенную снегом степь.

Питерцы шли навстречу шахтерам, красногвардейцам ближайших рудников, чтобы общими силами, стремительной и неожиданной атакой, выбить казачьи войска из этого уголка Донбасса.

Трудно сказать, отчего так получилось. Возможно, калединцам кто-нибудь уже донес, что на соседнем полустанке выгрузился эшелон.

Хохряков вел отряд через степь к «Святому Андрею»; в поселке «Святого Андрея», он думал, казаков пока еще нет. Однако до поселка не успели дойти. Бой начался внезапно.

— В ружье! — раздался чей-то торопливый голос.

Петька вздрогнул — услышал впереди первый выстрел. От него сразу зазвенело в ушах. Тотчас загрохотали пулеметы — их было два в отряде, — заметались языки пламени у пулеметных стволов.