Суд праведный

От Исая он ушел только под утро.

Глава пятая НАДЕЖДЫ

1

Пробив дно обласка, набросав в него песку, Высич и Неустроев затопили свое суденышко в глубокой, укрытой прибрежными зарослями заводи. Глядя, как обласок уходит под воду, Высич испытал странное чувство, будто что-то значительное уходило из его жизни… Но в последний ли раз?

Закинув за плечи котомки, приятели двинулись в сторону Колпашево.

Верстах в трех от села в густом ельнике Высич отыскал укромное местечко. Здесь и остановились. Воду брали из родничка, попахивающего болотом, костра не жгли, боялись, дым из села заметят. Ждали следующего парохода.

И дождались бы, может, но грохнули вдруг совсем рядом выстрелы.

— Бежим! — сдавленным шепотом бросил Валерий, увлекая за собой Неустроева.

Залегли за кучей прелого валежника. Затаив дыхание, всматривались: не облава ли?

Но к шалашу вышел, раздвинув лапы елей, худощавый старик в высоких охотничьих сапогах, перепоясанный патронташем, даже в залихватской шляпе, украшенной пером. Озадаченно оглядев их убогое убежище, старик присел на корягу и разжег длинную трубку с прямым мундштуком. Ружье, впрочем, он не поставил, а держал на коленях.

Ветер донес до Высича запах хорошего табака. Валерий страдальчески поморщился. У него уже несколько дней как кончилась махорка.

— Расположился… — неодобрительно шепнул Неустроев.

Старик спокойно докурил трубку, неторопливо выбил ее об корягу, на которой сидел, и вдруг негромко позвал:

— Эй, беглецы!

Феодосий испуганно глянул на Высича, а тот неуверенно улыбнулся. Не мог охотник их видеть! А он повторил, уже громче:

— Выходите, панове…

Высич размышлял совсем недолго. Скрываться было бессмысленно, и деньги, и одежда, все осталось в шалаше. Он поднялся, решительно шагнул к незнакомцу. Тот тоже встал, прижал гладко выбритый подбородок к груди:

— Честь имею. Хржчановский Юзеф Адамович, местный обыватель.

Валерий усмехнулся невольно, но представился с не меньшей торжественностью:

— Граф Высич. Беглый ссыльнопоселенец.

— Неустроев, — неодобрительно глянув на товарища, просто представился Феодосий.

Хржчановский пристально всмотрелся в их обросшие, искусанные гнусом лица, но задавать вопросов не стал, протянул кисет:

— Угощайтесь.

Сидели молча, курили.

— Я пароход выходил встречать, — ни к кому не обращаясь, обронил Хржчановский. — У нас тут это единственное развлечение. Видел, полицейские вокруг суетились, искали кого-то…

— Нашли? — с улыбкой поинтересовался Высич.

— Да нет… Но если бы вы попались на глаза, вас бы сразу задержали… — Хржчановский усмехнулся. — С такими физиономиями-то!

— Может быть, мы охотники, — попытался возразить Неустроев.

— Не похожи вы, панове, на охотников, — развел руками Хржчановский. — Уж извините…

Высич рассеянно кивнул. Прав старик. Им повезло, сунулись бы сдуру к пароходу, да там бы и попались. Он нахмурился, и старик это заметил.

— Не переживайте, панове, меня не надо бояться, — сказал он. — Я сам пришел в эти края с этапом. От самой Варшавы. Вышло нас сто три офицера, а до места добрались сорок восемь. Я среди них.

— Да… — вздохнул он. — Сорок лет назад я был молодым крепким шляхтичем…

— Польское восстание? — поднял голову Неустроев. — Участник?

Хржчановский кивнул:

— Так, так… Сорок лет… Матка боска, какая прорва времени! Остановившимся взглядом он уставился в землю. Молчание

затянулось, и Высич осторожно спросил:

— А бежать… не пытались?

— Как не пытался? — с горечью обронил старик. — Но вы-то знаете, как это нелегко. А в те времена… В общем, оставил все попытки… Женился, дом выстроил. Жена умерла, дети, у меня четверо сыновей, разъехались, кто в Петербурге, кто в Москве, один в Красноярске служит, у купца Былина. Я ведь и сам занялся делами… Да-с, Панове… — Хржчановский снова замолчал, потом резко оживился: — Матка боска! Совсем старый стал, ничего в голову не идет! Вы же голодны!

Он расстегнул ягдташ, в котором вместо дичи лежали вареные яйца, хлеб, кусок буженины. Беглецы невольно отвели глаза. Подобное богатство им и не снилось. А Хржчановский выложил припасы на постеленную на траву салфетку.

— Кушайте, панове, кушайте! Я сыт, да и домой уже собираюсь.

Вторичного приглашения беглецы ждать не стали, набросились на еду. Старик сочувственно следил за ними и, когда с салфетки исчезли последние крошки, поднял ее и осторожно встряхнул.

— Договоримся так, — сказал он. — Как стемнеет, я за вами вернусь. Пароход будете ждать у меня, в тепле и на добром хлебе. Живу один, гостей не принимаю, так что никто вас у меня не увидит. Отдохнете. Бороды снимете, божеский вид приобретете. А то с такими лицами вам не только на пароход, на берег показываться нельзя.

— Сильно плохо выглядим? — провел по своей щеке рукой Высич.

— Ужасно выглядите, панове, — не стал скрывать Хржчановский. — Беглых сразу видно. А мужички у нас тут основательные, чужаков не любят, приставу мигом донесут.

— Обнадеживающе звучит, — покачал головой Высич.

Хржчановский тонко улыбнулся:

— Вы, панове, не переживайте. Дома примочки сделаем. Через недельку вы ничем не будете отличаться от жителей села, а там и пароход подоспеет.

2