Суд праведный

— Господа присяжные заседатели, — начал он, и в голосе его прозвучало искреннее уважение. — Представитель обвинения изложил перед вами доводы, говорящие о виновности подсудимого Анисима Павлова Белова. Я, представитель защиты обвиняемого, призван законом сказать свое слово в его защиту. Взгляните на него, на то, как он опустил глаза, не имея сил поднять их на вас. Ему страшно, он ждет судебного приговора, он трепещет перед вами, господа присяжные заседатели.

Озиридов вдруг смолк, уронил голову на грудь и с минуту, наверное, стоял так в полной тишине. Потом снова негромко, проникновенно заговорил, глядя теперь только на старшину присяжных:

— Подсудимый, вы это слышали, сознался. Казалось бы, что еще нужно? Но я беру на себя смелость напомнить вам старую истину: не всякая вина виновата. Не без трепета душевного, не без волнения приступаю я к этой речи. Ведь когда я впервые увидел Анисима Белова, то это произошло в тюремном замке, в мрачной зловещей камере, видевшей многих несчастных, и Анисим Белов, этот крепкий человек, плакал. Слезы взрослого — признак большого горя. Я смотрел на Белова, и мне самому хотелось заплакать. И я тогда сказал себе: твой долг, твоя святая обязанность защитить этого несчастного… — Озиридов с силой прижал руки к груди: — Убийство… Убийство всегда ужасно. Это так… До сих пор я испытываю чувство сострадания к убитому, но нельзя ведь не пожалеть и обвиняемого Белова, сидящего сейчас на этой позорной скамье. Кунгуров был крепкий еще старик, он хотел жить, хотел всех радостей жизни, но пал, пришибленный обычным березовым колом… — Озиридов плотно сжал губы, будто сам испытывал нестерпимую боль. — Ужасно? Да! Ужасно… Но вспомните, господа присяжные, что убитый Кунгуров совершил! Он похитил честь, достоинство и невинность девушки, любимой дочери Анисима Белова. Анисим Белов лелеял ее, берег, мечтал выдать замуж, дождаться внуков и, умирая, оставить своим наследникам чистое, ничем не запятнанное имя. То, что сотворил с его дочерью Кунгуров, омерзительно! Других слов нет. И могло ли все это не потрясти Анисима Белова до самой глубины его простой бесхитростной души? Вы все, господа, являетесь отцами семейств. Признайтесь самим себе, разве не потрясло бы вас такое преступление, случись оно с вами?

Озиридов говорил столь яростно и столь доходчиво, что кое-кто из присяжных опустил головы, а фельдшер, не скрываясь, промокнул носовым платком щеку.

— Я не буду говорить долго, — продолжил Озиридов. — Кто-то из вас может сказать и, наверное, непременно скажет, что Анисим Белов был пьян. И это правда. Тут нечего возразить. Но Анисим Белов был пьян не от вина. Его смертельно опьянили злоба, обида, позор, которому подверглась его семья. Не подвернись ему Кунгуров, он, наверное, с такой же яростью бился бы собственной головой об угол дома. Скоро вы уйдете в совещательную комнату, так помните же старый завет: лучше десять виновных оправдать, чем одного невинного осудить! Если вы наденете на Белова арестантский халат, Белов станет арестантом из самых несчастных, из тех, к кому всегда так сочувственно относился наш русский народ. И помните, помните, — поднял Озиридов руку с вытянутым указательным пальцем. — Мудрый законодатель, давая нам судебные уставы, сказал: «Правда и милость да царствует в суде!» Докажите же ваше милосердие оправдательным вердиктом.

Озиридов умолк и опустошенно опустился на стул.

Приглушенно всхлипывала Татьяна Белова, поскрипывало перо секретаря, были слышны даже крики детворы, доносившиеся от самой реки.

Голос председателя прозвучал в этой тишине неожиданно громко:

— Господа присяжные заседатели! При вынесении вердикта вы обязаны помнить, что заранее ни одно доказательство не имеет решающей силы. Это относится как к доказательствам в пользу обвиняемого, так и к доказательствам, свидетельствующим против него.

Председатель суда говорил размеренно, ровно, но при словах о доказательствах в пользу обвиняемого по его губам скользнула тень ядовитой усмешки, и многие это заметили.

— Напоминаю вам, господа, что при вынесении вердикта, — продолжил председатель, — вам следует всячески остерегаться как увлечения обвинением, так и небрежения им. Закон требует, чтобы вы ответили на следующие вопросы. Первый: имело ли место убийство крестьянина Кунгурова? Второй: виновен ли в преступлении крестьянин Белов? Третий: если Белов виновен, заслуживает ли он снисхождения?

Председатель неторопливо передал лист с вопросами секретарю, а уж тот подал его старшине присяжных. Заседатели поднялись и нестройной толпой направились в неказистую комнатушку, употребляемую обычно под канцелярию сельского старосты, а сейчас отведенную под совещательную. Последним вошел, плотно закрыв за собой дверь, старичок-аптекарь.

Крестьяне, после долгого сидения вывалив из избы, шумно курили. В прогретом солнцем воздухе клубились сизые облачка дыма.

Пётр Белов, проводив тоскливым взглядом судей и товарища прокурора, отправившихся обедать к становому приставу, неловко протиснулся к остановившемуся на крыльце Озиридову.

— Спасибо вам…