Читаем Суд праведный полностью

— Колом, — снова опустил голову Анисим.

— Где кол взяли?

— Из прясла выдернул.

— У своего дома?

— Ну…

Председатель сердито постучал сухим пальцем по столу:

— Отвечайте, как полагается.

— Да… У своего дома… — негромко повторил Белов.

— И в каком же месте вы настигли Кунгурова и нанесли ему удар этим колом?

— Около избы старосты Мануйлова.

— Кунгуров сразу упал?

— Вроде сразу…

— Понятно, — покивал председатель и, пошептавшись с коронными судьями, обратился к присяжным заседателям: — Господа, у вас есть вопросы к обвиняемому?

Присяжные переглянулись. Приподнялся фельдшер:

— Как же это ты, Белов? Взял и лишил жизни человека. Совесть не мучает?

Анисим резко вскинул голову, но вспомнил вдруг советы сокамерника Яшки Комарина, вновь потупился, почти прошептал:

— Мучает.

Фельдшер был удовлетворен ответом, а председатель, снова посмотрев на присяжных заседателей, спросил:

— Еще вопросы имеются? — и, поскольку присяжные заседатели молчали, обернулся к товарищу прокурора: — Пожалуйста…

Товарищ прокурора незамедлительно поинтересовался:

— Белов, вы обдумали свое намерение, прежде чем лишить жизни Кунгурова?

— Не знаю, — не поднимая головы, отозвался Анисим.

— Это не ответ, — покачал пальцем товарищ прокурора. — Хотели вы убить Кунгурова, когда бежали за ним?

— Хотел, — угрюмо кивнул Анисим.

Озиридов слегка поморщился, услышав ответ своего подзащитного, а товарищ прокурора удовлетворенно чмокнул губами и многозначительно посмотрел на присяжных заседателей, словно приглашая их разделить его чувства и оценить степень падения обвиняемого.

— У защиты имеются вопросы? — спросил председатель, поправляя пенсне.

Озиридов торопливо поднялся, пригладил бородку:

— Вопросов не имею.

— Позвольте мне, — раздался голос со скамьи присяжных. Инженер-путеец, смущенно покручивая пуговицу форменного мундира, казалось, сам удивлялся своей смелости.

Председатель усмехнулся:

— Ради бога….

— Скажите, обвиняемый, в каком именно месте упал ударенный вами Кунгуров?

Анисим помялся, потом нерешительно произнес:

— Не знаю…

— Позвольте, но это, по крайней мере, странно, — смущаясь, но все так же настойчиво проговорил инженер-путеец. — Как это вы не знаете? Где вы настигли Кунгурова? На задах дома, в проулке или на главной улице? Где? Говорите точно!

— Кажись, на задах…

— А кол где бросили?

— Не помню… — тихо сказал Анисим. — Ударил и побежал, где-то бросил…

— Вы убегали в сторону главной улицы?

— Нет, задами…

Инженер-путеец на секунду замер, но, вспомнив что-то еще, поинтересовался:

— Сколько времени вы гонялись за Кунгуровым?

— Не знаю, — дернул плечами Анисим. — Сперва к нему домой, потом к становому с Ёлкиным ходили, потом…

— И к становому с колом?! — удивленно прервал его путеец.

Анисим замер, но все-таки ответил:

— Нет… выбросил я кол.

Инженер-путеец развел руками:

— Позвольте, тогда я совсем ничего не понимаю. Как же кол снова у вас оказался?

— Не помню… Подобрал, видать… В расстроенных чувствах пребывал!..

Смущаясь все больше, инженер-путеец спросил в упор:

— Белов, может, вы, действительно, не убивали Кунгурова? Очень уж неуверенно звучат ваши ответы.

Крестьяне в зале осуждающе зашумели. Товарищ прокурора потеребил бакенбарды и неодобрительно кашлянул. Председатель суда, восстанавливая тишину; окинул зал суровым взглядом.

— Обвиняемый, может, вы себя оговариваете? — не без язвительности осведомился он, глядя на Белова.

Анисим еще ниже опустил голову:

— Не знаю…

Озиридов повернулся к нему и, не скрывая досады, покачал головой.

— Так убивали или нет? — скрипучим голосом повторил председатель.

Словно отмахиваясь от назойливой мухи, Анисим ответил коротко:

— Убивал.

Председатель кивнул, снял пенсне и подслеповато всмотрелся в раскрасневшегося инженера-путейца:

— Вы удовлетворены?

Тот развел руками и опустился на место.

После этого один за другим были допрошены мало что знавшие об убийстве Кунгурова свидетели: Татьяна и Пётр Беловы, работник Кунгурова Митька Штукин, вдова Кунгурова, староста Мануйлов, наконец, перед судьями появился Ёлкин. Стянув треух еще у порога, он бочком, будто стесняясь своей долговязой нескладной фигуры, просеменил на середину и, сложив руки на животе, застыл там с глуповатой улыбкой. Чувствуя на себе тяжелый взгляд Анисима, он всеми силами старался даже не коситься на него и от этого все усерднее пучил глаза на председателя суда. Терентий так старательно смотрел на него, что не услышал вопроса, а, окликнутый, испуганно заморгал:

— Чё?

Председатель раздраженно вздохнул:

— Я спрашиваю, видели ли вы, как Белов нанес удар Кунгурову?

Не выдержав, Терентий исподтишка глянул на Белова и, испугавшись, тряхнул длинной головой:

— Ага.

— Что «ага»? — переспросил председатель. — Видели или нет?

— Энто… Видел, значица.

— Вот и рассказывайте по порядку, — председатель суда откинулся на спинку кресла.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза