Студенты. Книга 2

Собственно, ради справедливости донкихотовство не утихало никогда, ни во времена античности, ни в эпоху Ренессанса, ни при дремучем феодализме, ни при капитализме и тем более уж при социализме. Разные они, эти донкихоты. Один — идальго, с мечом и копьем, с именем прекрасной Дульцинеи борется с ветряной мельницей. Второй — гибнувший на костре, кричащий, что Земля круглая. А третий — на космическом корабле, летящим в неизвестность произносит сохранное слово «Поехали», и вот уже открывается новая ветка исторического человечества. А есть другие донкихоты, кто изо дня в день грызет камень науки или возделывает поле, чтобы на нем росли земные, а не райские кущи, те, кто придумывает новые машины, дома, книги, картины, а потом воплощает их в реальность своей жизни. Как русский художник Иванов, 30 лет писавший грандиозное полотно «Явление Христа народу». Их немного, настоящих подвижников. Слава и Дела, но они есть и будут во все времена. Пафосно, но что поделать, когда нам плохо, мы хотим прильнуть к плечу сильного человека, а не хлюпика, одурманенного наркотиками, икающего от водки. А если заболели, то непременно желаем попасть в руки к настоящему врачу, хирургу-кудеснику, а не знахарю или хироманту. В сытой и скучной жизни с ними, несомненно, веселей, они нужны, как интерьер в доме, но становятся совсем ненужными атрибутами, когда случается горе или беда. Тогда мы ищем тех, кто реально может помочь, спасти. Мы просим помощи у донкихотов, которые принимают нестандартные решения спасая жизнь человека, его честь и достоинство. Но это тогда, когда трудно.

А что же Савва Николаевич со своими убеждениями и талантами может дать человечеству? Да, хорошо оперирует и что-то такое делает в науке. Ну и что? Да мало ли таких в жизни. Чем же он отличается от других простых смертных? И вот тут начинается самое трудное и практически необъяснимое: он исцеляет не в смысле врачевания, хотя это бесспорно, но он исцеляет душу своим участием, своими поступками, на которые не могут решиться, однако хотят многие.

Его отличает феноменальная работоспособность еще с детства: нет, он не копал день и ночь огород, колол дрова без устали или носил воду из колодца, косил траву с отцом или убирал сено. Это он делал, как большинство ребятишек из его окружения. Но в отличие от них, начав дело, думал, как его решить лучше, покоряя окружающих своей грамотностью или желанием знать все, что есть на свете. Всего-всего: тут ли, там ли, везде на всей земле и даже в черном звездном небе с серебристой луной, жгущим солнцем летом и холодным, ярким красновато-багровым диском, повисшим над горизонтом, зимой. А еще ему хотелось понять людей, что ими движет, их поступки, любовь, ненависть и почему они завидуют друг другу.

Зависть к себе он испытал очень рано. Как-то он занял первое место на олимпиаде по химии, и лучший друг Вовка Чижов, по кличке Чиж, тут же съязвил:

— Ты теперь отличник, может, и играть с нами скучно?

Эта мелкая детская обида с годами забылась. Как забылась и история его поступления в институт — единственного из тридцати двух выпускников школы. Или история сдачи с первого захода экзамена на водительские права. Всем казалось, что Савва учится, не напрягаясь, точно так же танцует модные рок-н-ролл и твист на зависть всем, его независимость признают местные авторитеты. Все это он делает легко и просто, словно нет у него никаких проблем.

Но это было далеко не так. Он работал над собой как проклятый, до одурения, до потери сознания. Савва Николаевич как-то стал вспоминать, как он готовился к экзаменам в школе. Собрал все учебники, взял вопросы, которые предполагались на экзаменах, и сел по ним готовиться. Вернее, не сел, а лег. Чтобы никто не мешал, оборудовал на сеновале что-то наподобие кабинета: поставил пустой ящик, накрыл его газетой. Получился столик. На нем разложил книги, тетрадки с конспектами, карандаши и прочую ерунду, необходимую при подготовке. Взял и дневник, где были оценки по тем или иным темам, — как бы для контроля. Если стояла пятерка, означало, что тему он знает наверняка и вопросы по ней можно пропустить, если же четверка или трояк, то необходимо материал штурмовать как следует. Мозговой штурм заключался в многократном повторении одной и той же темы, но в разных направлениях. Ну например, разбирается закон Ома. Савва не просто заучивал его, но обязательно отслеживал: какие могут быть выводы и следствия, где они применимы на практике, как нашли отражение в других законах физики. Такая цепочка позволяла быстрее запомнить всю схему последствий, вытекающих из закона. В результате закон превращался в инструмент для понимания и быстрого решения многочисленных задач на сходные темы. Чтобы быстрее запомнить, Савва все, что изучал, читал вслух и потом так же вслух рассуждал и перепроверял. Результат ошеломил преподавателей. Сдавал Савва все предметы на отлично. Даже не очень расположенный к Савве учитель физики развел руками: «Не могу ничего поделать, ответил на отлично. И везет же тебе, Мартынов, билет видно, достался, который знал».