Мысли Екатерины Андреевны прервал странный шуршащий звук, быстро нарастающий у нее за спиной. Не успела она обернуться, как мимо на бешеной скорости промчалась инвалидная коляска. Сидевший в ней мужчина в надвинутом на глаза капюшоне, сильным движением вырвал у Екатерины Андреевны из рук сумочку и покатил дальше. Романова не удержалась на ногах и с воплем растянулась на дорожке.
– Стой! Караул! Помогите! – закричала она.
Но вокруг никого не было. Екатерина Андреевна кое-как поднялась, потирая ушибленную коленку.
– Што сулучилса? – запыхавшимся голосом спросил подбежавший Сархат.
– Сумку украл, паразит! – ответила Екатерина Андреевна, кивая на блеснувшую в свете фонарей, уже у выхода из парка, коляску.
– Ай, шайтан! – вскричал Сархат и, подталкивая присоединившегося к ним Анзура, побежал следом за колясочником.
– Теть Кать, ну опять ты самодеятельность устраиваешь! – сокрушался Чайкин.
Завадский стоял чуть поодаль в свете фар припарковавшейся тут же кареты скорой помощи и допрашивал таджиков.
– Я же сказала тебе, что пойду в парк, – возразила Екатерина Андреевна.
– Но ты не сказала, что будешь тут ловить преступника.
– Я никого не ловила, я искала улику. И, между прочим, нашла… Но ее украли.
– Вот и я о том же.
– Ну, знаешь что, хватит! Яйца курицу не учат. Тем более такую старую.
– Да я не учу, я просто не хочу, чтобы ты подвергала себя опасности.
– Опасность? «Опасность всегда существует для тех, кто ее боится», – процитировала Екатерина Андреевна и уточнила: – Бернард Шоу.
Врач скорой помощи взял Екатерину Андреевну под руку:
– Давайте я вам помогу.
– Вы что, собираетесь меня забрать?
– Вас надо обследовать.
– Что за глупости! Я совершенно здорова.
– Но вы же упали.
– Доктор, если бы я после каждого падения отправлялась в больницу, я провела бы там четверть жизни.
– Но вы же понимаете, в вашем возрасте…
– Спасибо, что напомнили.
– Теть Кать, ну правда, поезжай, пусть проверят. Мне так спокойнее будет.
– А о моем спокойствии ты не думаешь? Ладно, черт с вами, забирайте.
Чайкин протянул ей принесенную таджиками сумочку, в которой все осталось на месте, кроме найденного в микрофонной стойке выключателя.
– Так ты его видел? – спрашивал Завадский Сархата.
– Канешна, видел. Щерный такой, балшой, бистро-бистро полетел, шайтан-коляска.
– Понятно. – Завадский вздохнул и закрыл блокнот. – Я закончил, – сказал он Чайкину.
– Сейчас, – отозвался тот. – Теть Кать, ну все, давай. Я за тобой заеду.
Дверь «скорой» захлопнулась, и автомобиль, озаряя деревья лиловыми лучам и на всякий случай громко крякнув, покатил к выходу.
– Сан Саныч, – сказал Чайкин, – неужели это и вправду Иван Луков?
На следующее утро Ивана Лукова задержали. К подъезду дома, в котором он жил со своей матерью, подкатили сразу два полицейских автомобиля: легковой, из которого резво выскочил лейтенант Чайкин, а затем степенно выбрался капитан Завадский, и микроавтобус с двумя патрульными, вооруженными автоматами.
Алевтина поначалу ничего не поняла, но когда сообразила, в чем обвиняют ее сына, села на стул и тихо заплакала.
– Такое ощущение, что она все знала, – шепотом заметил Чайкин.
– Возможно, – согласился Завадский. – Останься здесь, допроси ее, а я пока побеседую с «шайтан-коляской».
Чайкин долго пытался разговорить Лукову, которая уже перестала плакать и только молча смотрела в одну точку.
Наконец она повернула к нему бледное лицо и сказала:
– Это не он.
– А кто? – опешив, спросил Чайкин, ему на мгновение показалось, что Лукова вот-вот сама признается в совершении ужасного преступления.
– Не знаю, – сказала Лукова. – Но он не мог.
– Подождите, – растерялся Чайкин. – Но, может, все-таки… Вы хорошенько подумайте. Мы будем вам очень признательны, если вы поможете расследованию. К тому же, если вам удастся убедить вашего сына во всем сознаться… Знаете, чистосердечное признание облегчает…
– Это не он! – неожиданно громко крикнула Алевтина.
– Он ведь вечером выходил на улицу?
– Выходил. Он каждый вечер гуляет.
– А вы были с ним?
– Нет.
– Тогда откуда же вы знаете, чем он занимался…
– Я знаю своего сына.
– Люди меняются.
– Но не до такой степени.
– Ошибаетесь. Всякое бывает. Сегодня он нежный, ласковый, послушный, а завтра – жестокий убийца.
– Но не мой сын.
– Ладно, Алевтина Захаровна, я чувствую, мы с вами сейчас ни до чего не договоримся, – сдался Чайкин и протянул ей протокол: – Распишитесь, пожалуйста, здесь. И зайдите к нам после обеда, часа в три.
– Хорошо, – сказала Лукова, расписываясь в протоколе, и из глаз ее снова потекли слезы.
– Теть Кать! – радостно крикнул Чайкин в телефон, выйдя на улицу. – Мы его задержали. Тебе надо будет подойти в отдел на опознание.
– Я, конечно, подойду, – неуверенно проговорила Екатерина Андреевна, – но мне кажется, вы слегка поспешили.
– Почему поспешили? А вдруг он скрылся бы? Тогда ищи ветра в поле.
– Вы нашли при нем выключатель?
– Нет, выключателя не было. Но сейчас Завадский его допросит, все как миленький расскажет.
– А если не расскажет?
– Обыщем квартиру. Теть Кать, не боись, найдем мы твой выключатель.
– Он не мой, Андрей. Он – улика, – сказала Екатерина Андреевна.