Строговы

Мартын поник головой, стоял, расставив костыли, и вид у него был жалкий, беспомощный. Матвей усадил его на лавку и сам сел рядом. Мужики, покачивая головами, разошлись по своим местам.

Матвей заказал чаю, колбасы, хлеба, немного водки, Мартын подбодрился и много рассказал интересного из того, что хотелось знать Матвею.

Волченорских мужиков в этот день на постоялом дворе не оказалось. Прощаясь с приятелем, Матвей вынул четыре красненькие и протянул Мартыну.

— Держи, служба. Расходуй тут на еду до попутчиков, а остальные передай жене. Не пропьешь?

— Что ты, Матвей, — с обидой проговорил Мартын. — Все до копейки отдам Анне, у меня есть еще немного денег. А пить мне и нельзя много-то, доктора запретили…

Выйдя с постоялого двора, Матвей прямо направился к Соколовскому, чтобы рассказать ему о своей встрече с инвалидом, а главное — передать, что ость теперь и в деревне свои люди.

3

Жарким июльским днем Матвей после ночного дежурства поднялся поздно. Умылся. Перед обломком зеркала причесал густые русые волосы, ножницами чуть укоротил отросшие усы и сел пить чай.

Вдруг в дверь постучали. Подумав, что это дурачится Антон Топилкин, мастер на шутки, он крикнул:

— Дури, дури там больше, чай как раз и простынет!

Дверь легонько скрипнула, и женский голос спросил:

— Можно?

Матвей обернулся. В узкое отверстие немного приоткрытой двери на него смотрели большие синие глаза. Он вскочил с табуретки и, смущенный беспорядком, царившим в комнате, несколько секунд не знал, за что приняться: приглашать ли неожиданную гостью в комнату или схватить веник и замести сор в угол.

Ольга Львовна вошла, не дождавшись его приглашения. Она сделала вид, что не замечает ни беспорядка в комнате, ни смущения хозяина, и, поздоровавшись, присела на табуретку.

— Мы одни? А стены у вас не имеют ушей? — спросила она а улыбнулась просто и хорошо…

И от этой шутки, от теплоты, с какой она произнесла эти слова, Матвею стало легко, и смущение исчезло.

— Не бойтесь. Стены надежные.

Ольга Львовна вынула из сумочки листок-прокламацию и протянула Матвею.

— Вот то, что вы просили. Федор Ильич советует распространить.

— «Про царя, про войну, про нужду народную», — тихо читал Матвей.

— Дайте спички.

Матвей подал, и через секунду листок вспыхнул в его руке красноватым пламенем.

Ольга Львовна передала Матвею адрес квартиры, где ему и Антону предстояло вечером получить листовки, сообщила пароль и собралась уходить.

— До свидания, — проговорила она, но, сделав несколько шагов к двери, остановилась. — Если меня здесь заметили и у вас спросят, кто я, что вы скажете?

Матвей окинул ее глазами. Она стояла перед ним в длинном темном платье с глухим, высоким воротником, подпираемым косточками до самых ушей, в большой черной шляпе.

— Я скажу, что приходила жена брата, — проговорил Матвей, — брат, мол, захворал, навестить его звала.

— Брат у вас кто?

— Лавочник.

Она кивнула головой.

— Чудесно! Я, кажется, в этом наряде на лавочницу и похожу. — Она комично приподняла плечи, взмахнула шелковой сумочкой на длинном шнуре и вышла.

Матвей прикрыл за ней дверь и, возвратясь к столу, подумал:

«Ой, не попадись, голубушка! Глаза-то у тебя больно приметные. Синь так и брызжет».

Вечером Матвей с Антоном получили по большой пачке листовок.

Матвей быстро справился с заданием. На постоялом дворе купца Голованова ему посчастливилось встретить жену Мартына Горбачева, приезжавшую в город за грошовой солдатской пенсией мужу, и двух фронтовиков из Жирова и Балагачевой, возвращавшихся домой с белыми билетами. Половину листовок Матвей послал Мартыну с запиской, остальные поделил между фронтовиками. Можно было не сомневаться, что фронтовики не подведут и листовки попадут куда надо.

Антон ночь простоял на вышке, а ранним утром вышел на тракт и роздал листовки крестьянам, возвращавшимся из города в дальние деревни. Отдав последнюю листовку неграмотному мужику с наставлением «обязательно прочесть на сходке», Антон спрыгнул с телеги. Мимо галопом пронеслась полусотня казаков. Антон посмотрел им вслед и по-разбойничьи оглушительно свистнул. Лошадь у мужика шарахнулась в сторону.

— Тпру-у! — крикнул мужик, останавливая лошадь, и выругался: — Дьявол вас носит, окаянных!

— А не любишь ты, дядя, я вижу, чубатых, — рассмеялся Антон.

— За что их любить-то, — проворчал мужик. — Один моего паренька так саданул нагайкой по голове, нечистая сила, аж до самой кости рассек. В больницу вот попроведать ездил.

— Где работает паренек-то?

— В депо. Забастовка, вишь, у них там идет. Все чугунку хотят остановить.

— Знаю, дядя. Там у меня крестный живет. И твоего паренька, сдается мне, знаю. Ну, бывай здоров, да не забудь о сходке, — сказал Антон и быстро зашагал к городу.

У самого въезда в город, завернув за угол какого-то постоялого двора, Антон наткнулся на двух полицейских. Клинками шашек они сдирали с забора крепко наклеенные прокламации, — точь-в-точь такие же, как сам Антон только что раздавал мужикам. Сердце у Антона дрогнуло от радости. Значит, не один он хорошо поработал нынче.