Строговы

— Во как! Пятнадцать лет! Слышишь, Миколай? — проговорил сутуловатый солдат.

Длинный Николай посмотрел на деда Фишку и сказал:

— А я сразу признал, дед, что ты из солдат. Обходительный и опять же выправка у тебя. Орел, видно, был! Служил-то где?

Дед Фишка никогда сроду ни одного дня не служил в армии и, начав разыгрывать из себя старого солдата, никак не предполагал, что ему могут задать такой вопрос.

— Как говоришь, служилый?

— Я спрашиваю: служил-то где? — громко проговорил солдат.

— А, вон ты о чем спрашиваешь! — заулыбался дед Фишка и посмотрел на Антона, глазами умоляя того прийти ему на помощь.

— О, он, братцы, не нам чета. В самом Питере служил, в царском полку, — сказал Антон, поняв затруднения деда Фишки.

Солдаты вновь принялись изумляться. А дед Фишка, просиявший от подсказа Антона, похлопывая себя руками по бедрам, говорил:

— Было, братки, было.

— Что же, дедушка, в Питере-то царя не приходилось видеть? — заинтересовался длинный солдат.

Теперь уже в подсказываниях Антона дед Фишка не нуждался. Встряхнув головой, он бойко ответил:

— Много раз, Миколай. Однова на часах стоял, а он идет. Я, конешно, амундировку обдернул, вытянулся и так на него глазами зыркнул, что он остановился и говорит: «Молодец!» И пошел дальше. — Вздохнув, дед Фишка закончил: — Одним словом, братки, если надумаете, приходите. Поговорить есть о чем.

— Да мы сейчас, быстрехонько, — сказал Кузьма и побежал к опушке кедровника.

Николай затрусил за ним мелкими шажками.

Третья тоня была уже закончена, но солдаты не возвращались. Дед Фишка и Антон сели на песок, закурили.

— Кажется, наше дело табак, — сказал Антон. — Не придут, наверно.

Дед Фишка не согласился с ним.

— А может, сробели? Тут, видишь, рыбачить не велено. Давай-ка, Антон Иванович, пойдем на омута, на кустарник.

Они свернули мокрый бредень на шесты, и Антон взвалил его себе на плечи. Отойдя немного, они остановились за кустами, под обрывом, обернулись. Три солдата бежали друг за другом к речке.

— Тут нас ни один бес не увидит, — сказал дед Фишка. — Только бы кого-нибудь из хозяев нелегкая не принесла.

Антон посмотрел место и остался доволен.

Вскоре подошли солдаты. Кузьма и Николай улыбались деду Фишке и Антону, как старым знакомым, а третий солдат, с сухощавым лицом и оттопыренными ушами, серьезно, с любопытством смотрел на деда Фишку. По-видимому, его товарищи успели рассказать о старике.

— А мы уже решили, братки, что вы раздумали и не придете. На новое местечко вот перешли, — проговорил дед Фишка, когда солдаты вплотную подошли к ним.

— Какой там раздумали! Чуть было не передрались, — засмеялся Кузьма. — Каждому охота порыбачить, хоть и боязно их благородия.

— Что ж они, их благородие-то, сильно строгий? — спросил дед Фишка.

— Лютый! Чуть что, так и норовит в зубы дать, — ответил Кузьма.

— Поручик-то ваш, видно, выпить не дурак. На селе его сегодня чуть тепленького видели, — сказал Антон, присматриваясь к солдатам и стараясь заметить, какое впечатление произведут на них его слова.

Солдаты сдержанно усмехнулись, а рябой Николай угрюмо проговорил!

— Сколько здесь живем, еще ни разу его трезвого не видели. Приедет, накричит, по зубам надает — и опять в село. Прямо беда! Вон Поликарпу раз так засветил, что он едва очухался.

— Это за что же? — спросил дед Фишка, приветливо Взглянув на смутившегося Поликарпа.

Солдат вздернул плечами:

— А чума его знает! Вдарить вдарит, а спрашивать не моги.

— Ну что же, братки, начнем, — предложил дед Фишка, подходя к бредню. — Разговаривать мы и между делом можем.

За делом познакомились еще ближе. Солдаты оказались словоохотливыми и рассказывали о своей жизни со всеми подробностями. Двое из них, Кузьма и Николай, были с Волги, а Поликарп с Камы, откуда-то из-под Перми. Среди остальных солдат отряда были российские и сибиряки. Осторожно направляя беседу, Антон выяснил все, что его интересовало. По рассказам солдат выходило, что все они сильно тосковали по родным местам. В Волчьи Норы поехали с неохотой. Разговоры о бунтующих мужиках настраивали солдат тревожно, а возможность столкновения с ними угнетала.

Когда солнце склонилось к закату, Антон решил, что пора и ухой заняться.

— Передохнем часок. Что-то живот подвело, закусить надо.

Дед Фишка подхватил его слова:

— И меня, Степан, что-то замутило. Ты давай вот с ребятами костер разводи, а я ушицу налажу. Подъязков, чертей, в котел завалю, — со смешком закончил он.

Антон и солдаты быстро развели под берегом костер, а дед Фишка, ловко орудуя ножом, очистил подъязков. Через каких-нибудь полчаса все сидели у костра, и дед Фишка не замедлил приступить к главному разговору.

— С родины-то, братки, получаете письма, нет? — спросил он, набивая трубку табаком.

— Кое-когда получаем, дедушка, — ответил Кузьма.

— Ну, как там живется-то?

— Плохо живется. Второй год засуха.

— Кому от засухи беда, а нам от дождей. В прошлом году половина хлеба на корню погибла, — вставил Поликарп.