Стременчик

– Вы знаете! – воскликнул он. – У Эльзы сын! А у меня есть отличная возможность отступить! Не могу отбирать корону у её ребёнка.

– Да, милостивый пане, – сказал магистр, – но в договорах, которые привёз епископ из Сегедына, стоит это предусмотренное событие, а вы приняли условия!

– Не хочу их! – прервал король. – Не хочу! Не могу!

Едва обменялись несколькими словами, когда королева в едва наброшенной одежде и платке на голове показалась в дверях.

Измерила обоих глазами. Грегор хотел уйти, король кивнул, чтобы остался.

– У Эльзы сын! – начала королева дрожащим голосом. – Кто знает! Может, его специально подложили. Но это ничего не значит… ничего…

– Напротив, для меня это значит очень много, – смело сказал король, глядя на магистра, словно вызывал его на помощь. – Я не хочу отбирать у ребёнка короны, не хочу.

Глаза королевы загорелись гневом.

– Монархи и простые люди, а прежде всего те, что рыцарями хотят называться, – сказала она, – должны сдерживать слово. Мы и ты приняли условия, привезённые послами. Этот ребёнок получит княжество Австрии, ну и Чехию! – добавила она неохотно. – А ты – корону Венгерскую.

Молодой король молчал, но лицо его изменилось. Он очень уважал мать, привык быть ей послушным, но она видела, что он будет сопротивляться. Она не встречала его до сих пор в ребёнке, и на её лице выступил румянец.

Она прошлась молча по комнате и в свою очередь она тоже повернулась, как бы зовя в помощь Грегора из Санока.

– Скажите королю, – произнесла она, – что от того, что раз обещал, нельзя отступать.

– Милостивая пани, – сказал магистр, – я как раз некоторое время назад говорил это королю, но также должен сказать, что его благородного чувства любви к сироте и вдове никакой человек не осудит.

– Что за вдова? Какая сирота? – выпалила Сонька. – Она должа чувствовать себя счастливой, что такого мужа получит, а её ребёнок такого отчима! Нечего жалеть о её судьбе, а, пожалуй, ей завидовать.

На это пылкое выступление королевы трудно было ответить, она не ждала также ответа и вышла разгневанная.

С утра в этот день в замке началась беготня, созыв совета, отправление послов. Паны съезжались в замок, королева вызвала своих: Судзивоя Остророга и Яна из Конецполя.

Епископ Збышек со своим гостем, епископом Яном, после мессы оказались в покоях. Прибежали и другие послы. Король, которого спросил Олесницким, объявил ему, что короны не хочет, что она ему отвратительна по той причине, что отнимет её у сироты.

Збышек нахмурился, но ничего не мог ответить, кроме того, что первой целью была оборона от неверных, а наследство сына покойного на весы с ней идти не могло.

В этот же день созвали совет, но, прежде чем съехались паны, королева сначала старалась увидиться и поговорить с ними, дабы привести их на свою сторону. Несмотря на это, в первые мгновения мнения разделились. Некоторые уже знали, а скорее, догадывались о королевском отвращении, и шли за ним, другие были с королевой и епископом.

Совет разделился на два почти равных лагеря.

В Венгрии видны были непередаваемый страх и беспокойство. Ей угрожали не только потерей подкреплений, каких ожидали в польских рыцарях, но местью партии королевы Эльзы и всех тех, что держались с ней и Цели Ульрихом.

Поднялись крики и очень резкое обращение к заключённым соглашениям.

В течение всего этого дня неопределённость не прекращалась. Король сопротивлялся, ни мать, ни епископ его неприязни к этому браку сломить не могли. Избегал даже разговоров о том.

Олесницкий позвал к себе Грегора из Санока, о котором знал, что был близок к молодому королю.

– Повлияйте на него, – сказал он. – Не годится из-за каких-то второстепенных соображений выпускать из глаз дела первейшей важности. Турки уже захватили Адрианополь, пытаются наводнить и надеть ярмо на Европу, угрожают императору в Константинополе, угрожают нам и всему христианству, мы должны стеной встать против них.

– Король горячо этого желает, – сказал Грегор, – но браком гнушается, я на него уговаривать его не могу.

Олесницкий нахмурился.

– Это легкомысленные соображения, – сказал он, – ущерба никому не будет, условия были приняты.

– Я не смогу повлиять на короля, – прервал Грегор, – это дело королевы-матери и ваше, милостивый пастырь. Моё слово он не учтёт.

С этим магистр ушёл. Вечером король продолжал ещё настаивать на своём решении. Королева, видя, что иначе его не сломит, бросилась в иную сторону.

Созвали ровесников и товарищей короля, Тарновских, Тенчинских, Завишей. Всем им было жаль той рыцарской экспедиции, на которую готовились с великим сердцем. Сонька им поручила, чтобы обратили короля.

В течение всего следующего дня, окружённый погрустневшими лицами и сетованиями своих ровесников, король начал жалеть о том, что не пойдёт на войну против неверных.

Было видно его колебание. Он искал какое-то средство, которое бы позволило и на Венгрию идти, и брака не заключать. Эта война с неверными, которая должна была быть крестовым походом, славной на весь мир, благословенной Римом, победной, имела столько очарования для молодых.

Король уже не звал к себе Грегора из Санока.