Стременчик

– Этого я меньше знаю, – говорил Грегор, – и, как о младшем, ничего нельзя заранее предрешать. Есть в характере братьев сходство и различие. Казимир больше замкнут в себе, молчалив, более сильной воли, может, будет более энергичного характера, чем брат, но с добрым сердцем, и панская щедрость та же самая.

Из них двоих, – добавил Грегор, – мне нет необходимости сохранять в тайне своё мнение, некоторый героизм показывает больше старший, но младший будет более деятельней править, и если годится делать вывод из юношеских начинаний, сквозь чужие глаза он смотреть не захочет, не стерпит преобладания над собой панов и Совета.

Бедрик покрутил головой, слушая.

– У нас, – говорил магистр дальше, – где паны привыкли принимать большое участие в правлении, потому что Ягайлло в течение долгого времени вполне на них полагался, когда и теперь не король, а те паны делают всё, что хотят, и всю власть имеют в руках, у нас младшему было бы трудней, когда с рыцарским паном Владиславом советники согласятся, потому что лишь бы разрешили воевать, об остальном у них спрашивать не будет.

Чех слушал с большой заинтересованностью.

– Впрочем, – докончил Грегор, – пророчить сейчас об их будущем не стоит. Время меняет людей…

– Мы вам завидуем, – прервал Бедрик, – потому что в Польше правящий без Совета ничего не представляет, а это мы также у себя хотим иметь, Альбрехт нам не на руку, потому что ни жить в Праге не может, ни сам править, а беда стране, которой правят заочно!

Ежели мы придём к тому, что выберем пана по нашему желанию, мы проследим, чтобы правил сам, и поручился нам в наших свободах. К этому мы направляемся. Если бы мы могли соединиться с Польшей, мы бы противостояли немцам и венграм, и были бы господами в дома, а для Польши также выросла бы из нас приличная сила.

– Но сперва нужно, – сказал Грегор, – чтобы вы сами из разных лагерей, на которые разделены, сошлись в один, чтобы тому, которого возьмёте на трон, не нужно было биться сначала с Альбрехтом, а потом с собственными подданными.

Бедрик вздохнул.

– Лишь бы мы от чужих избавились, дома между братьями порядок будет. Дети одной матери, они не будут друг с другом ссориться, подадут руки. Сигизмунд навязал нам зятя и дочку, хоть не имел на это право.

– Всё-таки вы его приняли и короновали! – закончил Грегор. – Мы желаем вам самого лучшего, но верьте мне, не народы владеют собой и своей судьбой, но Бог владеет ими…

Один Он знает будущее.

II

Когда это происходило в группе, окружающей королеву, за её пределами никто ещё не предчувствовал того, что готовилось в Чехии.

Епископ Збигнев, занятый усмирением беспокойств, какие польские гуситы постоянно ему добавляли, главным образом угрожая ему, устраивая на него засады и пытаясь от него избавиться, как от своего врага, не имел времени вникать вблизи в деятельность королевы Соньки.

Небольшой, но подвижный гуситский лагерь стремился к тому, чтобы освободиться в Польше, по примеру чехов, из-под власти Рима и преобладания духовенства. Олесницкий хорошо видел последствия, которые это влекло за собой.

Самым первым была анархия, которая в краю, окружённом неприятелями, несла погибель.

Все враги Польши, а прежде всего крестоносцы, сильно бы радовались, если бы мощное правительство, которое чувствовалось даже во время малолетства, будет поколеблено внутренним противостоянием.

Таким образом, он должен был все усилия направить на сохранение внутреннего мира и уничтожение в самом зародыше гусизма, который мог бы подорвать Польшу; этот епископ Збышек, до сих пор являющийся единственным властителем Польши, хоть на вид разделял эту власть с другими.

Возвращаясь из одной из своих экспедиций в Краков, едва сойдя у своего дворца, сперва, прежде чем мог с кем-нибудь увидется и поговорить, нашёл ожидающего его Грегора из Санока. Королева, зная уже о прибытии епископа, выслала его, чтобы поклонился ему от неё и позвал его в замок. Также быть может, она велела приготовить его к совсем неожиданной новости.

Из Праги пришла фициальная новость, что чехи, согласно обещанию, выбрали своим королём Казимира.

Увидев магистра, Олесницкий, который всегда считал его скорее учёным, чем способного к иным делам человеком, поздоровался по-латыни.

– О, счастливый человек! Вы тут себе «Буколики», «Энеиду» и Плавта читаете и наслаждаетесь ими, когда мы под бременем и ярмом должны ходить. Что же королева?

– Она велела вас приветствовать, с тем я и пришёл, – сказал Грегор, глядя епископу в глаза. – Она рада бы увидеть вашу милость, потому что у неё есть, по-видимому, и новость, которой бы рада поделиться!

– Новость! – прервал беспокойно епископ. – В самом деле, я боюсь новостей, потому что мы ими сыты.

– Эта не кажется плохой, хотя я о том судить не могу, – ответил Грегор.

– Говорите мне её, если вы осведомлены, – воскликнул обеспокоенный епископ.

– Из Праги принесли точную весть, что чехи, там собравшиеся, не хотят над собой Альбрехта, нашего королевича Казимира выбрали королём себе и вскоре отправят объявляющее посольство.