Страсть и надежда

Антон уже пожалел, что они приехали на выставку. К Свете тут же вернулись все вчерашние психозы и фобии. Она пыталась подслушать, что о ней говорят другие. Но поскольку подкрасться незаметно ни к кому не удавалось, приходилось выслушивать хвалебные оды (в которые, впрочем, Светка все равно не верила). После этого подбегала к Антону и повторяла, как заведенная: "Я посредственность и бездарность. Я бездарность и посредственность".

А потом принесли свежий номер "Управского вестника". О выставке там было сказано очень даже неплохо: "Молодая прогрессивная художница вселяет надежду, что новое поколение живописцев вслед за ней оформит индивидуальный стиль и откроет свое, новое видение XXI века!".

Света вроде бы успокоилась. Но все испортил Форс (что за командировка?), ненадолго заскочивший на выставку. Он быстро просмотрел статью и деловито сказал: "Понятно. Джинса высшего качества! Знаем мы, как эти статьи заказываются…" После этого Антону, который действительно заказал и оплатил статью, захотелось дать Леониду Вячеславовичу по морде. Однако он сдержался.

На сказанном Форс не остановился. Деловито осмотрел картины и невинным голосом спросил: "Ну как? И много продали?". Света развернулась и убежала в туалет плакать.

— Леонид Вячеславович, зачем же вы так?

— Антон, что ты зарядил — "Вячеславович"? Зови меня просто — "Леонид".

А зачем — я тебе отвечу. Светка у меня оранжерейная. Боюсь я этого, понимаешь, боюсь. Если со мной что случится, сожрут же ее. С потрохами сожрут! Я-то ведь подзатыльники ей раздаю. А другие дубинкой лупануть могут, понимаешь.

Антон кивнул головой, он хорошо понимал, о чем говорит Форс. И во многом был согласен с ним. Вот только как, в свою очередь, объяснить, что регулярные отцовские подзатыльники именно в силу своей регулярности порой куда больней чужой дубинки?.. Уж он это по себе хорошо знал.

— А ты, Антон, вместо того, чтоб бегать сопли ей утирать, лучше б делом занялся.

— Это вы намекаете, что я на работе своей основной редко бываю? — подозрительно спросил Антон.

— Да нет, — ухмыльнулся Форс. — За этим пускай отец твой следит. У меня своих дел полно. Так вот, ты на несколько картин повесь картонки с такой симпатичной красной надписью "Продано".

— А это зачем? — удивился Антон.

Форс посмотрел на него, как на сумасшедшего:

— Антоша, ты чего-то с моей дочкой совсем мозги потерял. С одной стороны, мне это как отцу даже приятно. Но, с другой, именно как отца и тревожит. Что значит "зачем"? Люди — стадо. Увидят, что кто-то купил, глядишь, и найдется пара идиотов, которые эту мазню приобретут за свои кровные. Ну ладно. Пошел я. Дела у меня серьезные. А ты тут делай, чего советуют.

Антон повесил таблички "Продано". И должен был признать, что после этого вся выставка действительно стала смотреться иначе, солидней как-то. Правда, когда Света вышла из туалета зареванная, сначала обрадовалась. Потом, узнав правду, опять чуть не расплакалась и змеиным шепотом потребовала "прекратить всю эту комедию". Еле успокоил.

И тут Антона посетила одна действительно гениальная мысль. Да что он волнуется, заглядывает, как собачонка, в глаза каждому потенциальному покупателю. Есть у него один хорошо знакомый коллекционер живописи, Астахов Николай Андреевич. Он, если хорошенько попросить, вряд ли откажется приобрести пару картин начинающей художницы.

* * *

Сразу с выставки Форс поехал к своему подзащитному. С Максимом разговаривал примерно в том же тоне, что с Антоном и Светой:

— Ну-с, молодой человек, чем порадуете?

— Ничем… — угрюмо ответил Максим.

И Форс понял, что здесь нужно будет общаться как-то иначе.

— А как же с предложенной мною линией защиты?

— Я не думал об этом.

Форс поднял удивленно бровь. Этот чисто адвокатский мимический прием у него давно был хорошо отработан.

Но на Максима мимические упражнения собеседника не подействовали.

— Для меня этот вопрос решен! Наговаривать на себя я не собираюсь. Я не стрелял. То же самое скажу и на суде.

— Та-а-ак! Хорошо, тогда я буду говорить только сухими фактами. Разница между умышленным убийством и убийством в состоянии аффекта составляет 5 тире 8 лет! Вы в курсе?

— Я в курсе.

— Не велика ли цена за удовольствие сказать "правду"?!

— Я так решил, я так сделаю!

— Лежа на нарах, если нары, тебе, конечно, еще достанутся. Так вот, лежа на нарах, Максим, ты поймешь, каким был дураком!!! Но будет уже поздно!

Максим отвернулся.

— Я так понимаю, твое упрямство объясняется только одним: желанием не уронить себя в глазах твоей девушки!

— Моя девушка, Леонид Вячеславович, здесь ни при чем! Тем более… Она не моя девушка.

— Вот именно! — обрадовано сказал Форс. Шутки, ирония — первый признак морального выздоровления. — Кармелита для тебя и так уже потеряна. Так зачем же ты из-за нее свою жизнь ломаешь?

— Неужели вы не понимаете, что она и так уже сломана…

— Милый мой, ты еще настоящей ломки не знаешь. Ты же еще настоящей тюрьмы не нюхал! Там ведь год — не за два, и не за три, а за все десять лет идет!

— Ну идет и идет.