Страсть и надежда

Как это ни глупо, но спорить было трудно. Олеся пошла к Астахову, и начала что-то мямлить про этого, совсем ей чужого, человека. Тогда-то Астахов и объяснил ей, за что снят с директорства Носков.

За воровство и мошенничество.

Олеся внутренне усмехнулась. Очень гармоничная пара! Отличные жених и невеста: растратчица Олеся и мошенник Игорь.

Глава 20

Когда в кабинет к следователю Бочарникову вошла Кармелита, тот совсем не удивился. Он бы, скорее, удивился, если бы этого не произошло. Максим, Кармелита… Сюда бы еще Игоря Носкова да старушку Рубину — и вся старая компания в сборе!

— А-а! Здрасьте. Вот и вы! Как же, как же, помню! Вас зовут Кармелита — это раз!.. — привычно начал Андрей Александрович.

И тут остановился, сплюнув. Правильно этот Максим подметил! Надо кончать с этими книжно-киношными фандоринскими глупостями, насчет "раз-два-три".

Вон, когда коллега его, Сережка Ипатов, пытался работать под "мента" Дукалиса, он над ним издевался, а теперь сам влип в такую же ерунду.

— Ведь, правильно я запомнил ваше имя?

— Здравствуйте! Да — память у вас профессиональная.

— Так с чем пожаловали, Кармелита?

— Я насчет свидания с Максимом Орловым…

— Да-да! Будет, все будет! Будет вам свидание! Только… Да вы присаживайтесь!.. Дорогая Кармелита, вы должны помочь следствию!

— Чем? Я ничего не успела заметить… Все произошло так быстро и страшно…

— Что прошло, то прошло… Тем более что все, в общем, в порядке. И с вами, и с парнями этими. Один в больнице, а не на кладбище. И второй не на кладбище, где тоже, согласитесь, мог оказаться, если б отец ваш толпу не остановил. Так что, согласитесь?

Но язык у Кармелиты не повернулся сказать, что все в порядке. Она лишь неопределенно кивнула головой. Мол, понимайте, как хотите.

И Бочарников понял, как хотел.

— Вот, вы согласны. Тогда второй вопрос: вы цыганский язык знаете?

— Да, конечно…

— Отлично! Тогда вот, прочтите, пожалуйста! Что здесь написано?

Следователь протянул Кармелите листок с заветной надписью: "Мандар ханцы катар о Дел май бут".

Девушка уже вдохнула воздух, что перевести надпись. Да тут же и выдохнула впустую. А стоит ли говорить следователю, что это за надпись.

Вдруг она этим кого-то подставит, принесет кому-то горе?!

Бочарников хорошо понимал, о чем сейчас думает девушка. И догадывался, к какому выводу она придет, спустя несколько секунд.

"Да нет, — одернула сама себя Кармелита. — Кого же я подставлю. Это обычная, традиционная надпись. Ничего в ней нету особого, указывающего на кого-то. Да и к тому же, у них в милиции полно народу, который и без меня переведет. Так что можно говорить".

— Это пожелание… надпись на чьем-то подарке. Тут написано: "От меня — немного, от Бога — больше". Эти слова обычно на свадьбу произносят, когда подарок дарят…

— То есть, если эти слова написаны на ружье, то значит, ружье это — свадебный подарок?

— Да.

— Отлично.

Конечно, Андрей Александрович мог обратиться к кому угодно за переводом.

Он хотел, чтобы его сделала именно Кармелита. Именно так между следователем и свидетелем устанавливается особое чувство доверия, которое только укрепится, если сейчас дать цыганке свидание с подозреваемым.

* * *

Как же вовремя случилась вся эта катавасия с неудавшимся убийством.

Форс, почувствовавший, что ситуация совсем уходит из-под контроля, вновь оказался на коне. Он был уверен, что теперь, когда криминал, причем самый банальный, напрямую коснулся Баро и косвенно — Астахова (который всегда симпатизировал Максиму), без него, без Форса, ни тот, ни другой обойтись не смогут.

Ну действительно, не станут же они сейчас, когда ситуация развивается так быстро — только успевай следить — искать другого юриста. Прежде всего, Форс позвонил Астахову. С отрепетированной дрожью в голосе поведал о печальной судьбе Максима. Расчет его оказался верным, Астахов тут же начал играть в благородство и сказал, что будет оплачивать адвокату Леониду Форсу защиту Орлова.

Так, очень хорошо. Один уже на крючке. Теперь на очереди — Баро!

Леонид Вячеславович ехал к Зарецкому с легкостью необычайной, в голове прокручивая юридически мудрые и житейские возвышенные слова о том, что закон суров, но это — пустяки (для тех, кто умеет им пользоваться), что старая дружба не ржавеет и т. д. и т. п.

Однако у ворот Зарецкого его встретило препятствие повышенной сложности.

Рыч, старый знакомый Рыч, со спокойной бандитской улыбкой всегда неторопливо открывавший ему ворота, на этот раз хмуро бросил:

— Нельзя…

— Как нельзя. Рыч, дружище, ты, наверно, не признал меня?

— Признал… Не положено.

Форс немного растерялся, чего с ним не бывало довольно давно. Что же происходит на свете. То Баро и Астахов его футболили, теперь Рыч. Этак его скоро и пьянчужки подзаборные шпынять начнут…

Так, прекратить пораженческие настроения. Форс сжал руль в руках так, что побелечи костяшки:

— И все-таки, Рыч, тебе придется меня пропустить!

— Да? — нагло скривил рожу охранник. — А кто меня заставит?

— Жизнь заставит, жизнь. У меня очень срочное дело к твоему хозяину!