Страсть и надежда

— Что "то-то", что "то-то"? Рыч, что ты такой довольный и победительный? Что убийцу поймал? Так ведь ты для того и нанят, и работаешь, чтоб не допустить такого! А у тебя тут любой проходимец может пробраться и подглядеть, чего хочет.

Охранник нахмурился — слова Баро говорил правильные, возразить нечего.

Ведь еще несколько лет назад, когда, капитализм в России был более диким, он, Рыч, был всегда настороже. А сейчас расслабился.

— Баро, так получилось. Свадьба — радость такая! Охранники молодые отпросились хоть одним глазком взглянуть, как сватовство идти будет…

— Отпросились! На то над ними, молодыми сопляками, ты и поставлен, чтоб носом в дерьмо тыкать и не дать разбежаться, распуститься!

Рыч совсем замолчал. Бывают такие ситуации — что ни скажешь, все против тебя работает.

Баро, чуть успокоившись, вновь занялся Максимом:

— Продолжай, чего ты там высмотрел?

— Услышал выстрел. Миро упал. Я испугался, что могут еще раз выстрелить, и прыгнул в кусты. Мне показалось, оттуда стреляли. Подбежал и увидел ружье…

— Врешь ты все! — спокойно сказал Баро. — Тебя уже с ружьем в руках схватили.

— Я… Я его с земли поднял.

Баро зло рассмеялся. А Рыч на этот раз уже остерегся скалиться.

— С земли поднял? Ха-ха! Зачем?

— Не знаю. Автоматически как-то. Убийца где-то рядом. А тут оружие…

Случайно так получилось!

— Случайно??? Случайно, чтоб ты знал, рядом с ружьями не оказываются. И через заборы не лазят. Да зачем ты вообще возле моего дома оказался?!

— Я хотел увидеть Кармелиту.

— Увидеть Кармелиту?! Вот! Вот в чем дело! Ты увидел, что ее сосватали, и решил убить жениха!

— Нет. Я просто люблю Кармелиту. Идо последней секунды надеялся, что она передумает…

Баро развернулся к Кармелите и взгляд его не предвещал ничего хорошего.

— Это ты дала ему повод надеяться? После всего, что было?

— Нет! Я даже с ним разговаривать не захотела.

— Видеть тебя не могу. Кого я вырастил. И из-за этого убийцы ты готова была предать своего отца?!

Кармелита метнула злющий взгляд на всех троих — на Максима, на отца, на Рыча и вышла из кабинета, хлопнув дверью.

После ухода женщины обстановка в кабинете стала еще мрачнее.

— Теперь-то ты понял, что тебе здесь надеяться не на что! И если совершил подлость, то имей мужество принять и наказание, — сказал Баро.

— Вот это правильно, — одобрил Рыч. — Люди уже давно ждут, мы ему такого зададим!

— Ничего ему задавать не надо, — устало сказал Баро. — Везите его в милицию. Он не достоин цыганского суда. Пусть его свои судят.

— Но, Баро, это же мы его поймали.

— Молодцы, что поймали. Но плохо, что пропустили. И вообще. Еще один такой случай… Да нет, что же я говорю… Еще один лишь намек на какое-то происшествие, и я тебя уволю. Я и так что-то слишком добрый. Но это лишь с учетом твоих прошлых заслуг. А теперь везите его в отделение, пусть милиция с ним разберется!

Рыч повел Максима к выходу.

Следующие слова Баро нагнали его у самой двери:

— Хотя нет, постой вести. Пусть пока в подвале посидит. А мне сначала ружье принеси. Его там никто не лапал?

— Нет, точно нет, — твердо сказал Рыч. — Я сразу запретил! Тряпку на него набросил и спрятал.

— В общем, аккуратно неси, чтоб отпечатков не стереть. И новых не наставить!

— Ну уж за это будьте спокойны! — Рыч не удержался, улыбнулся напоследок.

Как же глубоко ранили Рубину несправедливые слова Баро. Сколько же лет будет он ее мучить и попрекать чужой виной.

Рубина пошла в комнату Баро, где висел большой портрет ее дочери. По старческим щекам сами собой потекли слезы.

— Рада, доченька моя, ты же знаешь, что я сделала все, чтобы тебя спасти. Вразуми ты его как-то свыше, чтоб он не изводил меня больше. Потому что сил моих нету. И так дочь похоронила, все глаза выплакала, а он еще и попрекает меня, как будто я того хотела…

Плач становился все безнадежней:

— Прости меня, прости меня, доченька, прости меня за все…

Возвращаясь к себе, Кармелита услышала громкий плач и зашла в отцову комнату.

— Бабушка! Бабушка, что с тобой?

— Ох, нет больше моих сил, внученька. Помереть бы и уйти к Раде, моей хорошенько-о-ой.

Кармелита крепко обняла старушку, оторвала ее от портрета и почти насильно увела в свою комнату. А там усадила ее к себе на кровать, положила седую бабушкину голову себе на колени. И вспомнила, почему-то, что совсем недавно они так же расположились в этой комнате, да только совсем наоборот.

Тогда бабушка утешала внучку, а теперь внучка — бабушку.

— Что ты, бабушка, перестань. Никто тебя не винит. А отец… Это у него каждый раз от горя разум мутится. Уж очень он маму любил.

Рубина успокоилась. Чем старше человек, тем легче его слезы остановить.

Видно, выплаканы они за жизнь долгую, совсем их мало осталось…

— А в том, что сегодня случилось, я виновата, только я. Ведь ты же мне говорила не выходить из дому. И Миро не пошел бы за мной, и ничего этого не было бы.

— Не казни себя так. Ты не могла знать, к чему это приведет.

— Но ты же знала. И ты меня предупредила.

— Не всякую беду, Кармелита, можно предотвратить. И я не все знала. Не все во власти человека.

— Нет, я во всем виновата, только я.

— Нет, видно, этого было не избежать.