Страсть и надежда

— Да брось ты, Леня! — Астахов так устал от всех склок и драчек, что сейчас ему не хотелось верить в то, что все эти местные войны начнутся опять…

Но Форс, почувствовав неуверенность, колебание, попытался додавить собеседника:

— Как ваш консультант и все-таки партнер я не могу взять на себя ответственность за последствия. Да и вообще, считаю, что этот проект нам крайне не выгоден!

Однако он неправильно распознал эмоции, овладевшие сейчас Астаховым. Тот стал таким миротворцем, что готов был убить каждого, что подтолкнет его к нарушению мира:

— Видишь ли, Леонид, это мне решать, выгодно или невыгодно! Каждый день простея — потеря бешеных денег. И я больше не намерен это обсуждать! Понял?

А если ты отказываешься сотрудничать со мной, то?.. Ну что ж, готов выкупить твою долю в бизнесе. И начну искать другого юриста.

Форс понял, что переборщил, плохо подготовленная атака провалилась.

— Николай Андреевич, давайте успокоимся. Как я могу отказываться от сотрудничества с вами… Просто я был обязан предупредить.

— Ну вот и хорошо, — немного успокоился Астахов. — Вот и будем считать, что ты меня предупредил.

— У нас, юристов, работа такая — предупреждать. Возможно, конечно, я сгустил краски. Но только самую малость. Это вы, бизнесмены, должны и умеете рисковать. А юристы — народ осторожный. Должность обязывает… — Форс даже нашел в себе силы улыбнуться. — Так что я надеюсь на дальнейшее плодотворное сотрудничество.

— Да, конечно, Леонид! Чего там! Погорячились, оба погорячились. Все будет хорошо. Порвем Рокфеллера к чертовой матери и станем миллиардерами!

Форс с облегчением вздохнул — конечно, не выиграл. Но и проиграл не так крупно, как мог бы.

* * *

Вслед за Рубиной к выходу бросились остальные цыгане.

Да, так и есть! Беда, страшная беда!

В саду, прилегающем к дому, лежал раненый Миро, над ним причитала Кармелита. Рубина, крикнув на ходу: "Стойте! Не подходите! Не мешайте!", склонилась над раненным.

Но кто же мог стрелять?

Неподалеку от места, где лежал Миро, — густые кусты. И вот в них слышалась какая-то борьба. Мужчины бросились туда. И вскоре вытащили оттуда… Максима, изрядно всклокоченного и помятого. А вслед за ним несли злодейское ружье.

Каждый, кто участвовал в этой операции, считал своим долго хоть раз пнуть Макса. Но один удар (а то и несколько), помноженный на такую толпу, — это почти что верная смерть для пойманного.

— Стойте! — Баро остановил толпу. — С него пока хватит. Ведь насмерть забьете. Заприте его в подвале, потом с ним разберемся. А пока тихо всем.

Пусть Рубина Миро лечит.

Мужчины сбросили свои пиджаки. Их аккуратно сложили, так что на лужайке получилось настоящее ложе, правда, совсем не свадебное. Миро аккуратно положили на пиджаки. Рубина склонилась над Миро. Ранен в грудь. Хорошо, что не с той стороны, где сердце, а справа. И легкое, похоже, не задето. Это счастье, если так. А крови-то крови. Или все же задето, легкое-то?

Рубине нужно было сосредоточиться. Но сочувствующая и обсуждающая ее действия толпа очень мешала.

— Все! Отойдите на двенадцать шагов! И повернитесь ко мне спиной!

Степка! А ты быстро неси бутыль, да побольше, что с водкой, — крикнула Рубина.

Цыгане молча сделали, как она сказала. Все угрюмо молчали. Степка в мгновение ока притащил самую большую непочатую бутылку водки. И снова все стихло.

Бейбут с трудом сдерживал слезы, душащие его изнутри. И обращался то ли к богу, то ли к Рубине?

— Господи! Рубина! Сделай все. Он должен жить. Должен. Это несправедливо, дети не должны уходить раньше родителей.

А Рубина как будто слышала все. И шептала про себя:

— Подождите. Погодите немного, я делаю все, что могу.

Руки ее быстро-быстро сновали над телом Миро. Где-то надавливали, где-то мягко поглаживали. А губы шептали заклинания…

— Баро, Бейбут! Идите сюда!

Оба подошли к Рубине, ступали едва слышно, будто поглаживая землю.

— Я остановила кровь.

— А дальше? Что дальше! Продолжай! Делай что-нибудь!

— Больше я ничего сделать не могу. Миро надо срочно везти в больницу.

Срочно!

— Ну так поехали, — нервно сказал Бейбут.

— Подожди, брат! — притормозил его Баро. — Рубина! Ты же шувани, знахарка. Почему ты не хочешь все сделать сама?

— Я сделала все, что смогла. Пуля застряла, может быть даже в легком. С краю. Это опасно. Ему нужна срочная операция. Звони.

— Стой, Бейбут! Рубина! Ты забыла, что случилось с Радой? Ты сама отдала мою жену в руки врачей! И что? Они убили ее! Цыгана лучше всего вылечит цыганка, шувани. Так меня дед учил, и отец, и прадед!

— Баро, но врачи спасли Кармелиту! И теперь у тебя есть дочь.

Зарецкий горько усмехается.

— А шувани Рубина должна была спасти и жену, и дочь.

— Баро! Да ты совсем с ума сошел от горя. Сколько лет можно терзать меня! Неужели ты думаешь, что я желала смерти Раде, своей дочери. Я и тогда сделала все, что могла. Но это судьба! Иногда она забирает жизнь у молодых…

— Рубина! — испуганно воскликнул Бейбут. — Ты это про Миро говоришь?

— Нет, Бейбут! Миро будет жить, если ему сделать операцию. Но срочно!

— Что ты за шувани, если растеряла свою силу? Или ее никогда не было? — не унимался Баро.