Страсть и надежда

— Максим не виновен! И это может подтвердить, любой, кто хоть немножко его знает! А вы пытаетесь засудить человека. И тем самым закрыть это дело…

— Свидетель! Прекратите выкрики и сядьте на свое место.

— Подождите же, я должен сказать…

— Вы уже сказали все, что могли. Пожалуйста, сядьте на свое место, не заставляйте меня выводить вас из зала.

Астахов успокоился, смирился.

— Простите.

— У защиты или обвинения есть еще свидетели?

— У защиты нет, ваша честь, — сказал Форс.

— Нет, ваша честь, — отметился Чугаев.

— В таком случае, заключительное заседание суда по делу о покушении на гражданина Милехина Миро Бейбутовича и оглашение приговора гражданину Орлову Максиму Сергеевичу состоится сегодня после перерыва в 15.00.

* * *

…А если честно, Форс очень порадовался всему тому, что наговорил со свидетельской трибуны его заказчик Астахов. Своим на редкость бестолковым выступлением Николай Андреевич снял с адвоката большую часть ответственности за возможный неблагоприятный исход дела. И всю свою богатую мимику и жестикуляцию, вываленную на публику, Форс попросту разыграл, но очень достоверно. И теперь оставалось только сыграть финал этой мини-пьесы. В коридорах суда Форс избегал Астахова. Так что тот, словно нашкодивший мальчишка, искал его внимания и прощения.

— Леонид! Леонид, стой, ну что ты от меня убегаешь в самом деле, как ребенок?

— Извините, Николай Андреевич, но мне сейчас с вами лучше не разговаривать!

— Почему?

— Потому что могу наговорить резкостей. Да чего там. Просто начну излагать мысли матом!

— Да все я понимаю, Леня. Ну ты лучше матом скажи, чем так… я же все понимаю.

— Зачем вы начали лезть во все эти дебри без договоренности со мной?

Зачем?!

— Ну, я думал, хорошие слова в адрес Максима плюс, так сказать, а видишь, как получилось…

— Так и надо было сказать хорошие слова и все — замолчать, закрыться.

Не знаю, не видел, не слышал!

— Я так и хотел. Но он как-то зацепил меня. И я побоялся выглядеть неуверенно, лживо. А там слово за слово…

— Хотя чего я на вас окрысился? На самом деле, я сам во всем виноват, — сказал Форс трагически возвышенно. — Я профессионал, я за все отвечаю. И поэтому просто обязан был предусмотреть все…

— Нет, Леонид. Ты не виноват. Всего нельзя предусмотреть. Тем более, моего идиотизма. Я, конечно… облажался. Как ты думаешь, что будет в приговоре?

— Не хочу вас запугивать, но и врать не могу. Боюсь, что теперь уж мы точно проиграли.

— Неужели ничего нельзя сделать?

— Можно. Всегда можно что-то сделать. Но тут уже нужны сверхусилия.

Хотя… Это и есть наша работа. Вы, клиенты, доводите ситуацию до критической, а мы, юристы, ее распутываем… Извините, Николай Андреевич, но мне нужно идти.

По напряженному лицу Форса можно было подумать, что он сейчас выезжает на заседание суда, то ли Конституционного, то ли Страсбургского.

А на самом деле Леонид Вячеславович поехал к себе домой пообедать. И его сверхусилие заключалось именно в этом. Потому что страшно хотелось съездить в "Волгу", расслабиться. Но нет, нельзя — работа.

* * *

Увидев, что Антон не пришел, и, поняв, что он уже не придет, девушки тихонечко вышли из здания суда и разъехались по домам.

Света закрылась в своей студии и начала одиноко страдать, размышляя: что ж за человек такой, этот Антон? Только окончательно решишь, что плохой, а он раз — подъедет к тебе, весь в меду и шоколаде. Только начнешь думать о нем слишком хорошо, а он как врежет наотмашь. Как же с ним быть? Пожалуй, лучший способ общаться с Антоном — вообще его не видеть и не слышать.

За окном заурчал знакомый мотор. Отец приехал. Пошел на кухню. Зашипела сковородка. Разогревает что-то…

Света гордо ринулась навстречу семейной ссоре!

Но ссоры не получилось. Форс был благодушен, но ироничен.

— Привет, папа! Приятного аппетита, — Света сказала это так, что ей казалось — всякий аппетит пропасть должен.

— Спасибо, — отец отрезал аппетитный ломтик котлеты кордон-блю и начал жевать ее с неописуемым наслаждением.

— Папа, — на грани истерики сказала Света. — Мне нужно поговорить с тобой.

— Нет, доченька, тебе нужно успокоиться и поесть со мной.

— Спасибо. Я не хочу.

— Почему? Аппетит пропал? От любви, наверно…

— Да, ты знаешь, папа, пропал. Только не от любви, а от ненависти. Что с Антоном? Почему он не пришел сегодня? Признайся, это из-за тебя, да?! Это ты с ним так поговорил?

— Да, дочка.

— Тогда я не понимаю, зачем ты запретил Антону выступать в защиту Максима в суде. Почему?

— Потому, что его показания были шиты белыми нитками. Вы что, их вместе придумывали?

— Да, вместе!

— Отлично! А то я уж испугался, думал он такой глупый. Оказывается, с твоей помощью… Ну тогда все понятно. Твое здоровье! — Форс сделал несколько мелких глотков белого сухого вина.

А Света чуть не расплакалась — ну почему он ее все время оскорбляет?!

— Спасибо, папа. Но почему сразу "белыми нитками"? Если бы Антон выступил, а ты, как опытный адвокат, поддержал его вопросами, никто бы ничего не заметил бы… Я думаю…