Страсть

Вместо этого она рыла грязную землю, пока цветы, так аккуратно разложенные на ней, не были разбросаны и сломаны, пока красивая норковая шуба не испачкалась, а ее руки и лицо не покрылись грязью. Она копала и копала, и кидала землю в сторону, все глубже пробираясь к мертвой себе. Ей до боли нужна была какая-либо связь.

Наконец ее пальцы ударились обо что-то твердое – деревянную крышку гроба. Она закрыла глаза и ждала вспышки, которую ощутила в Москве, молнии воспоминаний, которые просочились в нее, когда она дотронулась до ворот заброшенной церкви и почувствовала жизнь Лушки.

Ничего.

Просто пустота. Одиночество. Воющий белый ветер.

И Дэниел, спящий и недосягаемый.

Люс села на пятки и всхлипнула. Она ничего не знала об умершей девушке. Чувствовала, что никогда и не узнает.

– Эй, – тихо сказал Билл за ее плечом, – ты не там, ты это знаешь?

– Что?

– Подумай об этом. Ты не там. Теперь ты просто пепел, если вообще что-то осталось. Не было тела, чтобы хоронить, Люс.

– Из-за огня. Ох. Но тогда почему?.. – спросила она, а потом замолкла. – Моя семья хотела этого.

– Они строгие лютеране. – Билл покачал головой. – У каждого Мюллера на протяжении сотни лет был надгробный камень на этом кладбище. Так что и у твоей прошлой «я» есть. Просто под ним ничего нет. Или почти ничего. Твое любимое платье. Детская игрушка. Твой томик Библии. Типа такого.

Люс сглотнула. Неудивительно, что она ощущала такую пустоту.

– Так Дэниел… Вот почему он не смотрел на могилу.

– Он единственный принимает, что твоя душа где-то в другом месте. Он остался, потому что это самое близкое место, куда он может пойти, чтобы удержать воспоминания о тебе. – Билл подлетел так близко к Дэниелу, что волосы того затрепетали от взмахов каменных крыльев. Люс боролась с желанием оттолкнуть Билла. – Он постарается спать, пока твоя душа где-нибудь не устроится. Пока ты не найдешь свою следующую реинкарнацию.

– Сколько времени это занимает?

– Иногда секунды, иногда годы. Но он не будет спать годами. Хотя ему, наверное, хотелось бы.

Дэниел пошевелился на земле, и Люс подпрыгнула.

Он пошевелился на своем одеяле из снега. Стон боли вырвался из его губ.

– Что происходит? – спросила Люс, падая на колени. Она потянулась к нему.

– Не буди его! – быстро сказал Билл. – Его сон полон кошмаров, но это для него лучше, чем проснуться. Пока твоя душа не устроится в новой жизни, все существование Дэниела похоже на пытку.

Люс разрывалась между желанием облегчить боль Дэниела и попыткой понять, что его пробуждение только все ухудшит.

– Как я говорил, иногда у него что-то вроде бессонницы… и тогда становится действительно интересно. Но ты вряд ли захочешь это увидеть. Не-а.

– Я бы хотела, – сказала она. – Так что происходит?

Пухлые щеки Билла дернулись, словно его на чем-то поймали.

– Ну… ээ… много раз другие падшие ангелы оказываются рядом, – сказал он, не встречаясь с ней глазами. – Они приходят и, знаешь ли, пытаются утешить его.

– Я видела их в Москве. Но ты не об этом говоришь. Ты что-то от меня скрываешь. Что происходит, когда…

– Ты не хочешь видеть эти жизни, Люс. Это та сторона его…

– Эта та сторона его, которая меня любит, не так ли? Пусть даже она темная или плохая, или вызывающая тревогу, мне нужно ее увидеть. Иначе я так и не смогу понять, через что он проходит.

Билл вздохнул.

– Ты так смотришь на меня, словно тебе нужно мое разрешение. Твое прошлое принадлежит тебе.

Люс уже была на ногах. Она осмотрелась, и ее взгляд упал на маленькую тень, протянувшуюся от задней части ее надгробия. Вот. Эта. Люс испугала ее уверенность. Такого раньше не случалось.

На первый взгляд эта тень ничем не отличалась от других теней, которые она неуклюже вызывала в лесах «Прибрежной». Но в этот раз Люс видела что-то в самой тени. Это было не изображение определенного места, а скорее странное серебристое свечение, которое предполагало, что этот вестник отведет ее туда, куда ее душе нужно отправиться дальше.

Он звал ее.

Люс ответила, заглядывая в себя и опираясь на этот свет, чтобы поднять тень с земли.

Осколок темноты отклеился от белого снега и обрел форму, продвигаясь все ближе к ней. Он был глубокого черного цвета, холоднее, чем снег, падающий вокруг, и плыл к Люс, словно гигантский темный лист бумаги. Кожа на ее пальцах потрескалась, и они онемели от холода, пока она разворачивала тень в более широкую управляемую форму. Сердцевина вестника источала знакомый неприятный запах. К тому моменту, как портал стал широким и устойчивым, Люс запыхалась.

– Ты наловчилась, – сказал Билл. В его голосе было какое-то странное напряжение, но Люс не стала тратить время на анализ.

Она также не стала тратить время на восхищение собой – хотя если бы Майлз или Шелби были здесь, они бы сейчас скакали от радости. Пока что это бесспорно был ее самый лучший самостоятельный вызов вестника.