Странный генерал

В это время раздался свист: сторожевые посты предупреждали об опасности.

— Коммандант, они сейчас начнут! — тревожно крикнул из-за камня на высотке молодой Брюгель.

Буры вскочили. Команду «по местам» подавать было не нужно. Недаром говорится: в бою каждый бур — себе офицер.

Петр выбежал на высотку как раз в тот момент, когда раздались первые английские залпы. Стреляли, как и нужно было ожидать, из-за ближней гряды невысоких пологих холмов; там, видимо, скопилась и пехота. Снаряды падали беспорядочно и неточно. Буры не отвечали. Раздалось лишь два-три одиночных выстрела: видно, кому-то на глаза попался английский арткорректировщик.

Это был еще не бой — только неуверенно разыгрываемая увертюра к нему, но уже возникало где-то внутри, подсознательно, не подчиненное существу Петра, а всецело подчиняющее себе его самого особое чувство боя. Оно было одновременно и жарким, и холодным, оно, казалось, концентрировало всего Петра в некий маленький, туго сжатый сгусток энергии и в то же время как бы множило его, делая стоглазым и стоухим. Петр за месяцы войны уже привык к этому чувству и уверовал в него, зная, что оно-то не подведет.

Нервное его напряжение накалялось, это было хорошее, мобилизующее, именно боевое напряжение. Сегодня, однако, что-то беспокойное, тоскливо-тревожное, мешающее ему поселилось внутри, только он не мог, да и не пытался разобраться в том, что это такое и откуда.

Шквал снарядных разрывов вокруг нарастал, с минуты на минуту нужно было ждать атаки, и Петр поглядывал на своих артиллеристов и на весельчака Ланге, который в ожидании грозной минуты нетерпеливо пощелкивал затвором пулемета. Пулеметы в последних сражениях употреблялись не часто: англичане неохотно вводили их из-за того, что цепи буров были слишком редки, а буры просто экономили патроны. О патронах же подумал сейчас и Петр и, хотя обо всем заранее договаривался с Ланге, резко свистнул, привлекая его внимание, и, когда тот обернулся, погрозил пальцем, напоминая: без особой надобности не стрелять.

В тот же момент каким-то вторым, третьим или — кто там его разберет! — двадцать пятым зрением он заметил торопливо перебегающую меж кустов Беллу.

— Стой! — закричал он, и она испуганно присела. — Ты откуда взялась? Где обоз?

— А? — Канонада оглушила ее.

К Белле уже бежал Дмитрий. Они приблизились к ней одновременно. Белла сделала жалостливое лицо и, прикидываясь смиренной, просила не бранить ее. Конечно, из обоза она сбежала. Если бы сразу осталась — они ее немедленно прогнали бы обратно. А сейчас куда прогонят?

Петр рассвирепел, что случалось с ним редко. Лоб у него побледнел, он сказал жестко сквозь зубы:

— А вот прогоню. И Дмитрия не послушаю — прогоню. Война — это вам не хаханьки и не бабские штучки!

Белла тоже побледнела.

— Не смей! — крикнула она. — Разве я «хаханьки» и «штучки»? Или ты меня первый день знаешь?

— Все равно, — чуть отходя душой, нахмурился Петр. — Сказано ехать, надо было ехать… Фу, черт, поговорить не дадут! — обозлился он на английские снаряды.

Вдруг резко и всполошно ударили, зачастили винтовочные выстрелы. Раскатисто ухнула ближняя из бурских батарей.

— А, бог с вами, разбирайтесь тут! — Петр бросился на гребень высотки.

Дмитрий долго смотрел в милое лицо. Белла тихо улыбнулась.

— Зачем же это ты, Беленькая? — ласково и грустно сказал он.

Белла придвинулась к нему.

— Я не хочу без тебя, не могу без тебя. — Она уткнулась головой в его грудь и шепнула русское: — Ми-тя… Ведь ты у меня один.

Глаза у него повлажнели — у такого большого, богатырского мужика. Он качнул головой:

— Не один я, — и бережно положил ладонь на ее живот.

Она подняла лицо, уткнулась ему в бороду.

— Ну ладно, не у меня — у нас ты один. Мы уж с тобой вместе. Пойдем. Ты ведь знаешь: я храбрая и везучая. И разве мне впервой быть в окопах?

— Ох ты, вояка моя! Гляди, и винтовку ведь прихватила… Ну, идем, коли так.

Следом за ним жена его проворно выбралась на высотку и, как заправский стрелок, деловито пристроилась за камнем. Она еще поворчала на что-то, совсем по-домашнему, и сердце Дмитрия снова окатили жалость и тепло. Вдруг ему вспомнился снимок в газете, фотография внучек президента Крюгера. Три бравые бурские амазонки стояли с ружьями и с патронташами через плечи возле трансваальского знамени. Они, конечно, умели превосходно скакать на лошадях и, наверное, совсем неплохо стреляли, но больно уж модные шляпки красовались на их милых головках…

Вражеские цепи еще катились вниз, в плоскую долинку между английскими и бурскими холмами, но стройный первоначальный порядок их уже нарушился. Огонь буров не ослабевал, еще минута — и солдаты ее величества поплюхались на землю, попрятались за кусты и камни, в ход пошли короткие валлийские лопаты.

— Вот как мы их! — Белла обернула к мужу разгоряченное, совсем не женское — девическое лицо.

— Туман, дьявол его забери! — недовольно сказал Дмитрий.

От сырой земли в низинке подымались, чуть поколыхиваясь, белесые непрозрачные космы. Англичанам это было только на руку. Первая атака захлебнулась, но рубеж для следующей придвинулся к бурским позициям.