– Во-первых, ты счастливейший из мужчин, потому что избран Валькирией. – Дара бережно подала ему бокал.
– А во-вторых?
– У тебя сейчас время очищения. С канадским вариантом английского уже хорошо, – заметила она. – Но если ты считаешь, что естественные условия жизни гоя – благодать, ты еще не освободился от реальности быта. Человек становится свободным лишь тогда, когда ощущает реальность бытия. Этого можно достигнуть либо аскетической жизнью монаха-затворника, либо роскошной аристократической. Мне нужно чистить твой дух от земных страстей, но не от земных чувств.
Мамонт отпил из бокала – горячий напиток окончательно смирил озноб, загнанный в глубь хвойной ванной.
– Спасибо, милая, – промолвил он, чувствуя, как начинает растворяться в воде – тело становилось невесомым. – Наверное, тебе будет трудно. Я долго был изгоем… Когда я вошел в спальню и увидел тебя спящей…
– Понимаю, дорогой, – помогла Дара справиться с заминкой. – Но мне понравилось, что ты сумел одолеть себя. Значит, скоро совсем освободишься от низменных страстей.
– Ты видела, да? Ты притворялась спящей?
– Нет, не притворялась, но видела.
– Я выглядел глупо… Прости, дорогая.
– Нет, ничего, ты делаешь успехи, милый, – тихо засмеялась Дара. – Придет время, когда ты будешь просто восхищаться красотой любой женщины. И при этом не желать ее, потому что желаемая женщина – только любимая, а не любая. Ты станешь смотреть на женщину, как на произведение искусства, на совершенство природы; ты станешь волноваться от чувства прекрасного, но не от плоти. Вот тогда и придет ощущение реальности бытия.
Дара попробовала рукой воду в ванне. Он медленно взял ее руку и поцеловал – пальцы вновь показались ледяными.
– Поэтому ты холодная? Ты чувствуешь эту реальность?
– Да, милый, – вымолвила она и, высвободив руку, взяла махровое полотнище сушары. – Тебе пора выбираться, вода остыла…
Запеленутый с ног до головы, как дитя, он стоял, послушный ее рукам. Дара растерла ему спину, потом солнечное сплетение.
– Мне будет нелегко избавиться от страсти, – признался Мамонт. – Я стискиваю зубы, но руки твои волнуют…
– Не нужно стискивать зубы, – посоветовала она. – Думай о Валькирии. Помнишь, как ты расчесывал ей волосы?
– Помню… Но откуда тебе это известно?
– Мне все известно, – засмеялись ее вишневые глаза.
Мамонт решился:
– Тогда скажи мне… Целы ли ее волосы?
Руки Дары замерли на мгновение.
– Этого я не знаю… Если Атенон наказал ее, сделал Карной, об этом никто никогда не узнает.
– И Стратиг?
– Никто.
– А я смогу это узнать?
– Ты можешь только почувствовать, – сказала она. – Но не сейчас – потом, когда твой дух будет чист от земных страстей… Не печалься, милый! Обережный круг все равно будет над тобой. Если твоя Валькирия станет Карной, ее охранительная сила ничуть не убавится, напротив, круг расширится и возрастет. Потому что Карне придется стоять на высокой горе и кричать.
Мамонту отчего-то представилась картина Васильева «Плач Ярославны»…
– Сколько же ей кричать?
– Пока не отрастут волосы…
Он долго и виновато молчал, стараясь сморгнуть образ плачущей Карны. Видение размылось в выступивших слезах: хорошо, что лицо было обернуто сушарой…
– Кто же он такой – Атенон? Я не могу представить его.
– Хочешь, я покажу тебе Владыку? – вдруг предложила Дара.
– Покажешь?..
– Да, милый, пойдем.
Она набросила на его плечи подарок Стратига – волчью шубу – и повела на второй этаж, в кабинет.
– Это я нашла в машине. – Дара взяла со стола набор репродукций картин Васильева, купленный Мамонтом в музее. – Смотри, вот три ипостаси, в которых может пребывать Владыка.
Она положила перед ним «Человека с филином». Мамонт вздрогнул: именно возле этой картины Зямщиц начал терять самообладание!
– В таком образе Атенон является изгоям. Человек, несущий свет разума.
– Почему же в его другой руке плеть? – спросил Мамонт. – Свеча и плеть?..
– Потому что разум – это власть, но власть светлого разума. – Дара перебрала открытки. – А здесь он – Владыка святых гор. Вот таким ты увидишь его, если Атенон пожелает явиться к тебе.
Перед Мамонтом оказалась репродукция с картины «Меч Святогора».
– Кто же он в самом деле? Призрак или легенда?
– Этого никто не знает, – призналась Дара. – Известно лишь то, что он Вещий Гой. Вещий – значит познавший Весту. Мне кажется, он не призрак и не легенда – обыкновенный земной человек. Я помню его руку, большую и теплую…
– Атенон являлся к тебе? – изумился Мамонт.
– Я была совсем маленькой, – что-то вспомнила и улыбнулась она. – Наш табор стоял у днепровских порогов. Так место называется, а самих порогов давно нет… Помню, горели костры, все люди пели и плясали. Я родилась в племени поющих цыган… Мне так нравилось плясать, что я увлеклась и совсем забылась. И когда опомнилась, весь табор стоял полукругом возле меня и какого-то сивого старика со свечой. Старик погладил меня по голове, взял за руку и повел. Я испугалась и стала вырываться, но все люди закричали: «Иди с ним! Он за тобой пришел! Не бойся, это Атенон! Иди! Ты самая счастливая цыганка!»
– И ты ушла?..