– Он не птица… Он что-то вроде приманки. На него может прилететь какой-нибудь орел. Короче, убирать его будут, понял?
– Это серьезно, – озабоченно проронил Кутасов. – Придется охранять его тело.
– И не только, Сережа. Бери всякого, кто приблизится к нему, хватай, невзирая на чины и звания, – распорядился полковник. – Особенно смотри при входе и выходе из гостиницы. Могут посадить снайпера. Проверь номер на предмет мины, кормить его будут только твои ребята, из своей посуды. Но чтобы ни одна душа не заметила.
– Эдуард Никанорович… Когда я совершаю трюк, должен знать, зачем он нужен, – с расстановкой проговорил Кутасов. – Прыгать вслепую непрофессионально… Зачем я брал «Валькирию»? Ни я, ни ребята мои не знают. А работали, старались! Если бы видели, какая там охрана была… Два ряда колючки, контрольно-следовая полоса, сигнализация по периметру, управляемые телекамеры, два пулеметных гнезда на крышах. Зачем я ходил туда, товарищ генерал? Понимаю, пленэр, тренировка, тыры-пыры-пассатижи…
– Ты не догадываешься, зачем ходил? – спросил полковник.
– Хорошо бы и знать…
– С помощью материалов, которые ты добыл, мы кое-кого нашли и кое-что выяснили очень существенное.
– Да? – усмехнулся Кутасов. – Информация исчерпывающая. Но это я так могу своим мужикам сказать… А мне, товарищ генерал, нужна правда. Должен же хоть один из нас знать, за что рискует.
– Рискую я, Сережа…
– Вы – генерал, вам донизу лететь далеко. А я – капитан, у меня земля сразу под ногами. Не обезвредили бы пулеметные гнезда – порубили бы нас, когда уже с материалами шли назад.
– Не спрашивай меня о «Валькирии», – попросил Арчеладзе. – А о майоре я тебе скажу…
– Хотя бы об этой… птице.
– С нами кто-то давно затеял игру, капитан. Кто – пока не знаю. Похоже, и отдел наш создан для игр, для таких вот развлечений с майорами.
Кутасов тихо посвистел:
– Может, и золотой запас не пропадал?
– Может, и не пропадал…
– Теперь ясно.
– Ничего не ясно, Сергей Александрович, – вздохнул полковник. – Сработает приманка, возможно, что-то и прояснится. Помни: против тебя будут профессионалы высокого класса. Попробуй мыслить нестандартно… Впрочем, что я тебя учу? Ты – трюкач.
– Я не трюкач, товарищ генерал, – вдруг признался Кутасов. – Мне везде скучно жить. Думал, кино – чудо, искусство, потом думал: КГБ – вот это да! Там можно нервы пощекотать. Но и тут кино, игры. На другом уровне, без «хлопушки», но все равно игры, а так надоело, откровенно сказать…
– Мне тоже надоело, Сережа, – сказал Арчеладзе. – Да эту игру придется доиграть. А потом…
– Ладно, товарищ генерал, доиграем, – согласился он. – Вдруг повезет?
Провожая его, Арчеладзе вышел в приемную – все вскочили и вытянулись.
– Где рапорт? – спросил он секретаря.
Тот с готовностью выложил на стол лист бумаги, который полковник подписал не читая.
– Первое задание тебе, лейтенант, – сказал Арчеладзе, глядя на майора. – Поезжай с ним в Рязань, найди семью и спрячь ее. Да так, чтобы никто не нашел. И оставайся с ними до особого распоряжения.
– Есть, товарищ генерал! – обрадовался секретарь.
Индукаев посерел, словно вмиг покрылся слоем пыли. Полковник хотел посоветовать ему, если все обойдется, немедленно подать рапорт об увольнении, однако промолчал: все равно не поймет, а говорить об офицерской чести Арчеладзе всегда почему-то стеснялся, считая это банальным. Честь, казалось ему, – это то, что дается от рождения; она не могла оцениваться, как оценивается та или иная идеологическая убежденность, поэтому не приобреталась и не утрачивалась.
Капитолина, угадав вкус полковника, принесла две бутылки темного сухого вина молдавского производства. Они уединились в комнате отдыха, оставив приемную неприкрытой, без боевого охранения.
– Мне неловко будет сидеть у тебя под дверью, – сообщила Капитолина. – Комиссар знает о наших отношениях…
– Это же не секрет! – засмеялся полковник, разливая вино. – Мы ничего не станем скрывать. Принципиально.
Она сидела несколько отрешенная, возможно, внутренне еще протестовала, и никак не могла доказать ему, что должность секретаря ее не устраивает по этическим и нравственным причинам. А он пил вино и наслаждался вкусом молдавского солнца и омытых виноградным соком девичьих ног. Однажды в Чернобыле, где он пристрастился к этим темно-красным винам, ему рассказали, что у молдаван есть ритуал: чтобы вино веселило и восхищало мужчину, чтобы никогда не кисло и не превращалось по цвету в чернила, первый виноград в чане давит непорочная девушка. Она приходит в сад в длинном сарафане, под которым больше ничего нет; ей омывают ноги соком, затем мужчины сцепляют руки в виде лестницы, и девушка поднимается по ним, спускается в чан и, поддерживая край подола, давит ступнями гроздья. А мужчины поют песни…
– Он поймал меня сегодня в коридоре у столовой, – сказала Капитолина. – Ждал… И предупредил, чтобы я не делала глупостей и работала на него. Сказал: у меня нет другого выхода. Иначе он все устроит так, что ты меня возненавидишь… У меня действительно нет выхода. Я боюсь его.