Страга Севера

– Выход есть. – Арчеладзе налил два полных бокала. – Капитолина, прошу тебя… выходи за меня замуж.

Она не ожидала предложения, поставила поднятый для дежурного тоста бокал.

– А ты не спешишь, Эдуард? Дай мне привыкнуть к тебе. Мне важно почувствовать веру… Нет, даже опору!.. И подумай, кого ты берешь.

– Молчи! – приказал он. – У тебя комплекс, навязчивые мысли… Я вижу, кого беру!

– Не сердись…

Полковник тоже поставил бокал и сцепил руки, до хруста сжал пальцы.

– Сегодня был тут один майор. Тридцать два года, а уже четверо детей. Мне скоро полста, и – никого…

– Ты хочешь ребенка? – изумилась она и рассмеялась. – Неужели ты хочешь?.. Это серьезно? Ой, как интересно, ребенка…

Она вдруг потянулась руками к полковнику и опрокинула локтем бокал. Вино хлынуло по столу, и это рассмешило ее еще больше. Капитолина отпрянула, уберегая подол юбки от потока, хлынувшего на пол, однако помешала ручка тяжелого кресла. Вино потекло по ее голым коленям…

– Ой, как щекотно! – возликовала она. – Тону! Где у тебя тряпка?

Полковник опрокинул второй бокал, и она уже не убирала ног, омывая их ладонями, стирая бегущие струйки.

Воробьев воспользовался пустой приемной, вошел без доклада и сразу сунулся в комнату отдыха.

– Прошу прощения, – будто бы растерялся он. – Я некстати, товарищ генерал…

– Заходи! – недовольно бросил полковник. – Пришел сообщить, что поймал кота?

– Мы тут вино разлили, – смутилась Капитолина. – Совершенно случайно…

– Где пьют, там и льют, – нашелся Воробьев, пропустив мимо ушей издевку Арчеладзе. – Все в порядке, товарищ генерал. Жабин все отрицает, но жена сделала стойку.

– Не везет тебе, Воробьев, – откровенно пожалел полковник. – Опять зря сработал…

– Что, что, товарищ… генерал?

– Впрочем, может, и не зря, – поправился Арчеладзе. – Послушаем, что скажет жена Жабина и что он скажет ей… Садись, выпей с нами вина.

Полковник достал три чистых бокала, неторопливо расставил их и разлил вино. Капитолина отыскала в туалетной комнате губку и заканчивала убирать пол возле стола, отжимая вино в пепельницу. Воробьев сел в полном замешательстве.

– Время покажет, Владимир Васильевич, – успокоил его полковник. – Не обращай внимания… Ты вот что скажи: пойдешь ко мне на свадьбу? Свидетелем, дружкой… Как там еще называют?

– Ити-схвати, – тихо, чтобы не услышала Капитолина, проговорил Воробьев. – Вот это новость… Но извиняйте, товарищ генерал, не пойду.

– А почему, Володя?

– Не хочу опасного сближения с начальством, – заявил он. – Это напоминает мне ядерную реакцию.

Полковнику показалось, что он старается скрыть истинную причину – либо полную неприязнь к Капитолине, либо безответную любовь к ней. Возможно, то и другое вместе…

– Спасибо за откровенность, – однако же сказал Арчеладзе, ничуть не обидевшись на отказ. – Но в качестве гостя-то придешь?

– В таком качестве приду, – пообещал он. – В свободное от службы время.

– В таком случае я позову Нигрея, – решил полковник. – Он согласится сближаться с начальством?

– Он согласится, – заверил Воробьев. – В доску расшибется, потому что рыльце в пушку.

– У нас у всех оно в пушку, – философски проговорил Арчеладзе. – Садись, Капитолина! У Воробьева созрел тост! Он предлагает выпить. За что ты сказал?

– За любовь! – нарочито весело провозгласил он. – За нее, уважаемые невеста и жених!

Он одним махом выпил вино, пристукнул бокалом о стол, словно каблуками, и встал.

– Разрешите идти, товарищ генерал?

– Иди… Стой, Нигрей так и не звонил?

– Нет, не звонил.

– Позвонит – сразу ко мне, – распорядился полковник. – В любой час.

После Воробьева они сидели молча, и вина уже почему-то больше не хотелось. Шел седьмой час вечера…

– Поедем домой? – предложил полковник. – Тут нечего уже ждать.

– Ты не пожалеешь потом? – Капитолина подняла глаза. – Ты не станешь попрекать меня… прошлым?

– Прошлого нет, Капа, – вымолвил он, плеская вино в бокале. – Оно прошло… А есть только будущее. И меня больше ничто не греет в этой жизни.

Подъезжая к дому, он увидел знакомый зеленый «Москвич» с затемненными стеклами: будущее поджидало его, можно сказать, у самого порога. По крайней мере так казалось…

16

Слиток лежал в открытой коробке из-под импортной обуви. Тяжелый, массивный, он продавливал дно коробки и глубоко утопал в мягком сиденье. Стенки его были почти гладкими, зеркальными, слегка конусными книзу, а верх напоминал корку неудавшегося хлеба – проваленная, плоская, в бугристых натеках. В металле не было дрожжей, чтобы поднять его, сделать пышным, румяным и привлекательным.

И все-таки было очарование в металле, подобное тому, которым обладала сидящая рядом женщина – Дара. Оно исходило от света, роняемого поверхностью, желтого, как восходящее солнце. Массивный, непрозрачный металл как бы лучился изнутри, подсвечивая стенки коробки, и если приблизить к нему руку, то и кожа начинала золотиться в этом излучении. Наверное, поэтому чудилось, что слиток должен быть теплым, однако холод металла ощущался на расстоянии.