Сторожевая застава

— Так вы… — робея от волнения, начал он — так вы и есть тот Илья Муромец?

— Да нет, я скорее Муровец — улыбнулся в густые усы дядь Илька — и дед мой был Муровцем, и отец. Они муры возводили…

— А вы до тридцати трех лет сидели на печи — подсказал Витька — У вас ноги болели, не так ли?

— Да нет, парень, я вовсе не по той причине сидел, что ноги болели. Видишь, мой отец был еще и искусный печник. Вот, было, возведет печь, а тогда и говорит:

«А ну ка, Илька, полезай туда и попрыгай хорошенько»! Так я и лез. Прыгал, так сказать. Я ж ишь какой тяжелый — он извиняюще осмотрел свое могучее тело — И если печь выдерживала, то отец только тогда брал от хозяев плату за работу.

— А если не выдерживала?

— Такого, слава Богу, не случалось — ответил Муровец — Вот уж семь лет, как князь переяславский взял меня в рать. Поэтому меня иногда зовут Муромцем — в свое время пришлось помахать мне мечом аж под Муромом…

— Домахался — горько заметила тетка Миланка — пока ты там размахивал мечом, половцы убили папу с мамой.

За столом воцарилось молчание.

— Ну что ты, сестрица — виновато прогремел Илья Муровец — сама же знаешь, что не по своей воли ездил я в такую даль. Все в руке княжеской…

Витьке надолго отняло язык. Вот так вот! Еще сегодня утром он был самый обычный вороновский школьник — а под вечер стал родственником самого Ильи Муровца, славного богатыря, ровного которому не было и, по-видимому, уже никогда и не будет!

Но кто же тогда его новая мать, эта тетка Миланка, если такие славные люди, как Илья Муровец и Олешко Попович сидят перед ней, как двоечники перед грозной учительницей?

Утро в Римове

Витька проснулся, когда еще даже не серело.

Он лежал с закрытыми глазами и ожидал того мгновения, когда загромыхает мотор. Затем сосед оседлает своего мотоцикла и рванет на работу. Тогда можно будет еще немного поспать, пока мама проведет перышком под его носом и скажет: «Вставай, соня».

Однако сосед почему-то не спешил. А вот петухи — те горланили так, как никогда до этого. Неподалеку, за стеной, мягко мычала корова. Потом отозвалось теленок.

Витька от удивления открыл глаза: этим летом теленка у них не было.

И только теперь до него дошло, что он не у себя дома. Каким-то чудом его занесло в другое время. И уже не подойдет к нему мама, не пощекочет перышком у носа. И не назовет соней… Потому что матери здесь, в этом времени, нет. А есть тетка Миланка и Росанка. Есть Илья Муровец и Олешко Попович…

А мамы нет. И сейчас она, наверное, сидит в своем двадцать первом веке и горюет за ним, Витькой. А он вот разнежился в чужой постели. Вместо того, чтобы прокрасться к Змеевой норе и через нее перебраться назад в свою Вороновку…

Витька быстро оделся и вышел на улицу. Вокруг клубился густой и белый, как будто молоко, туман. И в том тумане плавал голос тетки Миланки. Она уговаривала корову не махать хвостом. Весело рассмеялась с чего-то Росанка. А с той стороны, где должна была быть хата деда Овсея, долетало покашливание и недовольное ворчанье:

— Поймаю — ноги повыдергаю — угрожал кому-то он — вот же песиголовцы!

— Чего это вы, деда, ни свет ни заря ругаетесь? — спросила невидимая тетка Миланка.

— Да разве не заругаешься — сердито ответил дед — огороду кого-то носило, вот что! Ноги б ему выкрутило.

— А как вы увидели в таком тумане?

— Да не увидел я! Лбом треснулся о вишневую ветку. Она же была на локоть выше. А теперь пощупал — ее кто-то отломил. Ну ничего, попадется мне тот тать — со смерти будет помнить!

— Доченька, здесь никого не было? — обратилась тетка Миланка к Росанке — Ты ничего не слышала?

— Ну Олешко почему-то слонялся, Попович — ответила Росанка и опять рассмеялась — Говорил, как хорошо ему живется в Переяславе при князе Мономахе. Вот и жил бы там… А больше никого не было.

— Неужто это его работа? — все не мог успокоиться дед Овсей — Так передай ему: если поймаю, не посмотрю, что такой верзила.

— Да нет. Он к вашим черешням будто не подходил.

— Будто — передразнил дед — А ты видела?

— Вот еще! — возмутилась Росанка — Делать мне больше ничего!

Тем временем туман понемногу спадал. И уже видны были деревья и камышовые крыши над хатами. С той стороны, где должно было всходить солнце, повеяло теплым ветром.

Что-то мягко тыкнуло Витьку под колено. Он поглядел вниз и едва не подпрыгнул в воздух: Бровко! Однако у пса было хорошее настроение. Он приязненно поглядел на Витькина и громко, с подвыванием, зевнул.

Из тумана вынырнула тетка Миланка. Она несла глубокую крынку, доверху наполненную молоком.

— Поспал бы, сынок, еще немножко — сказала она — или, может, молочка захотелось?

Витька не отказался. Он с наслаждением отхлебывал из глазурованной крынки теплое шумное молоко. Оно было замечательно, а вот кусок коржа, который отломила ему тетка Миланка, оказался немного горьковат. Однако ничего, с таким молоком все можно есть. Да и недолго Витька собирается есть те коржи! Ему бы только добраться до Змеевой норы. А за ней на Витьку ожидают пышные караваи…

Но как ему незаметно выбраться из Римова? Потому что, кажется, тетка Миланка просто так его отсюда не отпустит.