Столетов

«Г. почетный попечитель губернской гимназии С. Н. Богданов сообщил редакции следующее: физический кабинет владимирского благородного пансиона получил значительное приращение пожертвованием титулярного советника А. И. Герцена, приславшего на днях при письме к г. почетному попечителю эвдиометр Вольты, употребляемый химиками для определения пропорции кислорода, содержащегося в атмосферном воздухе. Хотя г. почетный попечитель уже и благодарил г. Герцена частным письмом за его прекрасное пожертвование, но вменяет себе в приятную обязанность довесть до сведения публики о участии г. Герцена в пополнении кабинета».

Саша с увлечением занимался физикой. Его быстро перестала удовлетворять гимназическая программа. Запоем читает он книги и статьи по физике, которые ему удавалось разыскать в гимназической библиотеке и у знакомых.

Опыты, которые он видел на уроках, о которых вычитал в книгах или узнал от Бодрова, Саша пробовал воспроизвести сам.

Сколько удивительного можно обнаружить с помощью иной раз самых незатейливых средств!

Плотно захлопнуты ставни на окнах в детской. Но сквозь крошечную дырочку, проколотую раскаленной спицей в ставне, золотистой кисточкой пробивается свет. Ведь на улице яркий полдень.

Кисточка света умеет рисовать. И еще как! Подставить на пути лучей распахнутую тетрадь, и на ней возникнет картинка, нарисованная яркими, свежими красками. На ней и кусочек улицы, видной из окна столетовского дома, и Рождественский монастырь, вырисовывающийся на ярком ультрамариновом небе. Картина эта удивительная — она живая: по мостовой проезжает крохотная извозчичья пролетка, идут малюсенькие человечки. И пролетка и человечки движутся вверх ногами. Ведь все на этой картинке перевернуто.

Вот как просто заставить свет рисовать.

А сколько удовольствия может доставить в зимний вечер старый номер газеты! Приложить его к теплой изразцовой печке, пройтись по нему как следует платяной щеткой — и начинаются чудеса: лист прилипает к печке, словно приклеенный. На нем появилось таинственное электричество. А стоит начать отдирать газету от печки, как слышится загадочное потрескивание и голубоватые вспышки пробегают волнами между изразцами и листом. К наэлектризованному листу прыгают со стола кусочки бумажек, под ним начинают танцевать маленькие уродцы, вырезанные из сердцевины бузинной палочки. Лист стал заправской электрической машиной.

Саша с увлечением строил дома самодельные физические приборы. На опыты, устраиваемые им, приходили смотреть, как на представления, не только сестры и младший братишка, но и старший брат Василий и даже сама Александра Васильевна.

Саша окончил гимназию в 1856 году. К этому времени он уже отчетливо наметил свой жизненный путь. Он будет физиком.

Как и Николай, Саша окончил гимназию с золотой медалью. Наконец-то осуществится его мечта — он поедет в Московский университет, поступит на физико-математический факультет, туда же, где учился Николай.

И вот уже у Саши на руках свидетельство:

«От директора училищ Владимирской губернии дано сие свидетельство окончившему курс во Владимирской гимназии из купцов Александру Столетову, желающему поступить в число студентов Императорского Московского Университета, в том, что он журналом Совета гимназии 16 июня сего года признан окончившим Гимназический курс с предоставлением права на поступление в Университет без вторичного экзамена и с награждением за отличные успехи в науках и благонравие золотой медалью.

Директор училищ Владимирской губернии статский советник и кавалер Соханский».

В июле 1856 года наступил день отъезда. Последние сборы, последнее прощание, и вот возок уже бежит по Большой улице. Окончилось детство, уходит, скрывается. Вот еще один удар кнута, еще один мосток, еще один встречный, уступающий дорогу, и уже почти не виден чудесный родной город, в котором так спокойно и хорошо прошли невозвратные годы детства. Вот последний раз сверкнул над рощами шпиль Дмитриевского собора и исчез вдали.

Впереди Москва, университет, впереди новая жизнь.

II. В двух школах

И вот второй Столетов начал получать высшее образование.

Занятия шли не только в аудиториях, где с кафедр читали профессора, — существовала и другая школа. Классами в ней были широчайшие подоконники в коридорах, университетский садик, куда выбегали во время перерывов затянуться папиросой, номера, в которых жили студенты на четвертом этаже старого здания, да и те же аудитории в часы, свободные от лекций, а иной раз и во время, отведенное для лекций.

В великой школе товарищества форм преподавания было даже больше, чем в университете. Там лекции да практические занятия. Здесь же занятиями были и беседы с товарищами, чтение передаваемой тайком из рук в руки литературы, читка вслух и обсуждение новой злободневной статьи и книги, листовки и прокламации, горячий спор, диспут, сходка, коллективное выступление, даже бой с полицией. Занятия в этой школе товарищества шли очень хорошо. Местом занятий в этой школе становились даже московские улицы, далеко находившиеся от университета.