Стихотворения и поэмы в 2-х томах. Т. II

После бессонницы трудно мне выйти на волю:
Я в подсознание дверь приоткрыл, и теперь
Я не знаю, как справлюсь с привычною ролью,
Как сумею закрыть приоткрытую дверь.

Я не помню уже, что я видел и слышал
Средь расплывчатых пятен ночной глухоты.
…Допускаю, что дождь барабанил по крыше
И вдали, в подворотне, визжали коты.

Иногда, — но реальность отчетливых звуков
И в глаза просочившаяся темнота
Отстранялись, — и вновь безголовая кукла
Разрывала фату, и взвивалась фата.

Наплывала кругами зеленая краска,
Растекалась пятном на полу, и опять
Меня кто-то из сна на мгновенье вытаскивал,
И, скрипнув, поспешно смолкала кровать.
………………………………………………….

Я на плечи поднял светлеющий камень
За открытым окном наступившего дня.
Я неверное тело потрогал руками,
Я не знаю, я есть — или нет меня.

1966

Филин («Уплотнившийся воздух широким крылом…»)

Уплотнившийся воздух широким крылом,
Как веслом, загребая, испуганный филин
Оторвался от дерева, и оперенное зло
Налетело на фары автомобиля.

Он мелькнул, ослепленный лучами, и вот
Всем взъерошенным телом ударилась птица
В ветровое стекло. Оборвался полет
Перед глазами сверкнувшей зарницей.

Тормоза, — но уже на разбитом стекле
Расползлась паутина слепого удара…
…Он лежал, распластавшись на черной земле,
Увенчан пернатой тиарой.

Как был он прекрасен, посол темноты,
В последнем полете разбившийся насмерть!
В глазницах, похожих на злые цветы,
Сколько было тоски, одиночества, страсти!

ГРОЗА НАД МАШУКОМ (1–3) [29]

1. «Гроза над Машуком, и в черной катастрофе…»

Гроза над Машуком, и в черной катастрофе
Столкнулись туч разорванные строфы,

И молнии, полнеба светом озарив,
Катились в грохоте внезапных рифм,

Со всей природой связаны и слитны
Кружились в воздухе осколки ритма,

Но в мраке даже струи ливня не смогли
Его, хотя б на миг, поднять с земли.

2. «Мартынов опустил граненый, длинный…»

Мартынов опустил граненый, длинный,
Как будто совестью набрякший пистолет.
Прощенья нет, спасенья нет и нет:
Живым не выйдет он из той долины, —

И сколько лет потом, слепой мертвец,
Он будет вспоминать тот исступленный ливень
И рваных молний розовые бивни,
И не его, а только свой конец!

3. «Гудел и пел, как в улье, в смертном теле…»