Стихотворения и поэмы в 2-х томах. Т. II

Нет, дело не в том, что у каждой дороги
Бывает конец, что на круглой земле
Чередуются радость с тоской и тревогой,
Что посеянный гибнет от засухи хлеб:

Все горе — в трусливой идее бессмертья,
Поскольку бессмертья ты просишь себе.
В этом грубом стремлении — жестокосердье,
Непризнание жизни — и счастья и бед.

Ты станешь бессмертным, а все, что ты любишь,
Что трогал руками и трогал душой —
И земля, и мученье, и милые губы,
Все, что было вокруг и что стало тобой, —

Истлеет, исчезнет, растает бесследно,
И ты, в первобытной своей наготе,
Только темную, первоначальную бедность
Сохранишь — для кого и зачем? — в пустоте.

1966

Игольное ушко («С тревогой, радостью и нежностью…»)

С тревогой, радостью и нежностью
Взгляни в глаза ребенка. Он
Своею первобытной свежестью
Еще как будто ослеплен.

Еще совсем недавно видел он
Мир перевернутым, таким,
Что ни с какой земной обителью
Тот мир не может быть сравним,

Мир, где порхают только гласные,
Где жадный ротик едока
Хватает радостно и ласково
Тугую ягодку соска,

И где в его страну постельную,
Туда, где жизнь его жива,
Пушинками надколыбельными
Слетают белые слова.

Тот, кто запомнит эту музыку,
Ушедшую далёко-далеко,
Пройдет когда-нибудь сквозь узкое
Стихов игольное ушко.

1966

Пастух («Когда последний облачный дракон…»)

Когда последний облачный дракон
Поднялся с ложа, камни изголовья
И северный, покрытый снегом склон
Он оросил своей густою кровью.

И выросли из снега и камней
Малиновые перья, чешуею
Покрылся красный снег, фонтан огней
Взлетел изнемогающей струею.

Драконье тело, скрытое в тени,
Распалось и покрылось синей пылью,
А в небе, как большие головни,
Сгорели перепончатые крылья.

Пастух стоял, на посох опершись,
У ног его лежали две овчарки,
И думал он о том, что вогнутая высь
Красна, что солнце слишком ярко,

Что завтра ветру быть и что пора
В ущелье гнать усталую отару,
Что мало дров и у костра
Едва до полночи достанет жару…

1966

Провансальский городок («Как будто светом выметена площадь…»)

Как будто светом выметена площадь
И улицы пустого городка.
Чуть слышно воду плоскую полощет
Фонтана серебристая рука.

Нет никого, но, может быть, недавно
Одетый солнцем человек прошел
Или пройдет… Вдали стоит
Засохшего платана мертвый ствол.

Ни тени, ни пятна. Над тротуаром
Струится марева белесый пар.
Приподнят над землей горячим паром,
По небу катится дневной пожар.

Как мумия под золотою маской,
Лежит облитый солнцем горб холма,
Вот в день такой, когда сгорают краски,
Ван Гог сошел с ума.

1966

После бессонницы («После бессонницы трудно мне выйти на волю…»)