— Ясно. Но нельзя держать в тюрьме членов собственной банды, и нельзя передать их комитету бдительности. Попробую как-нибудь задержать этот суд. Если бы все было готово, мы бы рванули отсюда сегодняшней ночью, и дьявол со всеми с ними. Но я не готов. С другой стороны, хорошо, что так случилось. У нас увеличились шансы на благополучный побег. Мы опережаем комитет бдительности и стервятников. Мы знаем, что полковник с компанией вот-вот нанесут удар, а банда не знает. Никому, кроме тебя, я не пересказывал свой вечерний разговор с Хопкинсом… — шериф на минуту замолчал и задумался. — Слушай, Коркоран, мы можем двинуть отсюда завтра ночью! Я хотел закончить только одно дело — самое крупное: взять кассы Хопкинса и Бисли. Кажется, мне удастся это провернуть, несмотря на все их предосторожности. Но об этом потом. Я заставлю полковника перенести суд на день. Думаю, я знаю, как. Завтра комитетчики и стервятники вцепятся друг другу в глотки! А мы нагрузим мулов и отправимся прочь, пока они дерутся. Если получится в самом начале оторваться и от тех, и от других, пусть потом пускаются в погоню, если захотят… Сейчас мне надо найти полковника. Возвращайся к тюрьме. Если Мак Наб болтает с Миллером и прочей шушерой, послушай, о чем они говорят…
Шериф нашел Хопкинса в салуне «Золотой орел».
— Я пришел просить вас об одолжении, полковник, — сразу начал он. — Я хотел бы, если возможно, отложить на день дознание в суде. Я разговаривал с Джоелем Миллером. Он раскалывается. Я отделю его от Барлоу и Летчера, чтобы поосновательнее побеседовать с ним. Думаю, он расскажет мне все, что я хочу знать. Прежде чем передавать дело в суд, мне бы хотелось получить его показания, подписанные и заверенные. Перед судьей, перед толпой зрителей, среди которых могут оказаться и его настоящие друзья, и подельники, он может упереться и замолчать. Я не верю, что другие заговорят. А вот Миллер наедине выложит мне всю подноготную этого дела. Он мне доверяет. Но, чтобы его обработать, понадобится время. Полагаю, к завтрашнему вечеру я получу от него полное признание.
— Нам тогда будет гораздо легче, — отметил полковник.
— И еще одно: этих бандитов должен судить представительный суд. Конечно, их ждет смертный приговор, однако теперь нам нужно как можно больше придерживаться буквы закона. А единственный приличный законник в окрестностях — это судья Биксби из Янктона. И мы не можем отказать заключенным в праве на адвоката, хотя лучшим защитником для этого сброда был бы сам дьявол! Я послал человека за судьей. Боюсь, уже совсем стемнеет, когда он доберется до цели, а сюда им — даже если парень сразу найдет Биксби — раньше полуночи не доскакать…
Учитывая все эти обстоятельства, я и прошу отложить разбирательство в суде.
— А что скажут в Вапетоне?
— Большинство старателей — люди разумные. Всегда, конечно, найдется несколько горячих голов, которые захотят взять дело в свои руки, но много вреда они не принесут.
— Хорошо, — согласился Хопкинс. — В конце концов, это твои подопечные, раз твой помощник захватил их. И предстанут они перед судом также за попытку убийства представителя закона. Отложим заседание на послезавтра. Поработай с Джоелем. Если у нас будет подписанное признание с именем главаря банды, в суде оно сыграет решающую роль.
Глава 10. Золото на крови
Когда в Вапетоне распространилась новость об отсрочке суда, люди прореагировали на нее по-разному, но большей частью, негативно. В атмосфере чувствовалась напряженность. Работа остановилась — на свои участки отправились единицы. Старатели собирались в барах и салунах и горячо обсуждали случившееся и его последствия. Споры велись на повышенных тонах, доходило дело и до кулаков. Повсюду можно было видеть незнакомые лица: в городок пришли те, кто редко в нем появлялся: шахтеры с рудников, старатели из отдаленных каньонов и сомнительные личности, место жительства и занятия которых трудно было определить.
Позиции споривших сторон различались радикально. Одни заведения заполнял всякий сброд, в других — толпились приверженцы порядка и законности. Но и тут, и там собирались компании хорошо вооруженных мужчин, которые держались особняком и вели какие-то свои негромкие разговоры. Однако большая часть населения Вапетона испытывала самые противоречивые чувства, из которых выделялись подозрительность и неуверенность. Представления о хорошем и скверном у многих все еще были слишком неопределенными. И потому едва ли не девяносто процентов жителей города балансировали между некими полюсами, один из которых вмещал граждан вне всяких подозрений, а другой — закоренелых преступников, и это хрупкое равновесие могло в любой момент качнуться в ту или иную сторону.