Степной ветер

Правда, Мишкиного усердия хватило только на неделю. Когда Январь привык к дяде Грише и позволил ему наконец ездить на себе верхом, все обязанности по уходу перешли к дяде и отцу.

– Вы же все равно убираете за Маргошей и Горцем, так чего нам там втроем толкаться? – рассудил Потапыч.

Однако конь считался Мишкиным, и он торжественно ездил на нем на Дон купаться, ловя на себе завистливые взгляды хуторских ребят.

Приключенческий сквозняк

Мишка лежал, зарывшись в песок на берегу Дона, и, разомлев, думал, что купание и беготня по хутору – это скучно. Нужно приключение. В чем оно должно заключаться, он пока не знал, но чувствовал его приближение и волновался. Поднял голову и вгляделся в противоположный берег. Дон блестел, рябило в глазах от его ртутных колебаний.

На песке перед Потапычем высились два холмика, увенчанных лохматыми головами Димки и Егора.

Высвободив из песчаного плена руку, Мишка нащупал плоскую ракушку и кинул ее в Димкину голову.

– Ой! – раздался его вскрик. – Ты чего пуляешься?

Димка восстал из песка, который не сразу осы́пался с него, и теперь выглядел, словно обтянутый змеиной кожей. Он встряхнулся почти по-собачьи и с недоумением уставился на Потапыча.

– Нужна лодка. – Мишка сел и смахнул с плеч песок.

– Зачем? – Егор вылез из своей песчаной берлоги, сонный и взлохмаченный, и с надеждой глянул на тот берег.

– Затем! – отрезал Потапыч. – Сидим тут киснем, лето уходит, а приключений – ноль. Ты был там, на том берегу?.. И я нет. Что там?

– Гадюки, наверное, в камышах, – здраво предположил Димка.

– Сам ты гадюка! – обиделся Мишка. – Там поезда проезжают. Гудки доносятся…

– Ты что, под поезд бросаться будешь? – хихикнул Егор и осекся, наткнувшись на мрачный взгляд Потапыча и его крепкий кулак, возникший под носом.

– Дед Мирон рассказывал, что там бои шли во время Гражданской войны. Казаки с красными рубились. Значит, там наверняка что-нибудь найти можно. Патроны, гильзы…

– Пулемет, штык, шашку и два лошадиных копыта! – выпалил Егор издевательским тоном.

На этот раз Мишкин кулак не остановился на прежнем рубеже – около носа, а на несколько сантиметров продвинулся дальше. Егор улетел на метр, сел на пятую точку и захныкал, потирая распухавший кончик носа.

– Нам вообще-то в церковь, на службу… – заикнулся было Димка.

– Ну и вали! – гнусаво сказал Егор. – А я с Потапычем.

– Ладно… – вздохнул Димка. – Лодку у Кирьки можно одолжить. Если даст, конечно.

Кирьке, то есть Кириллу, исполнилось уже четырнадцать. Прыщавый и усатый не по возрасту, он отличался унылым выражением продолговатого лица, ходил с сигаретой за ухом, пока его мать не видела, иначе это ухо она открутила бы вместе с сигаретой. Но самое главное, он был счастливым обладателем собственной лодки, вполне целой – она только слегка подтекала. Но Кирька, несмотря на свой унылый вид, всегда оживлялся, когда дело касалось оплаты за прокат лодки.

Мальчишки нашли Кирьку около его дома, на скамейке перед забором. Он дремал, надвинув синюю кепку на глаза, шевеля во сне пыльными пальцами на ногах, выглядывающими из шлепок.

– Буди его, – шепнул Егор.

– Чего вам? – ломающимся голосом спросил Кирька из-под кепки.

– Нам бы лодку, на тот берег сплавать, – вдруг оробел Мишка.

– Дашь на своей белой коняке прокатиться – бери лодку.

Потапыч рассмеялся:

– Он тебя сбросит и копытом треснет!

– Лодку не получишь. – Кирька уселся поудобнее и собрался снова погрузиться в сон.

– Пожалуйста, катайся. Но не обижайся, если что…

* * *

Потапыч прокрался к конюшне. Он схитрил – не оседлал коня, не надел уздечку, чтобы Кирьке сложнее было сесть и управлять им. Да и возиться с упряжью не хотел, зная, что Январь чужака все равно сбросит. Надел недоуздок и вывел коня за чомбур в степь, оглядываясь на кухню.

Недоуздок – это уздечка с одним поводом, но без удил – железных стержней, которые прикрепляют к ремням узды и вкладывают лошади в рот. При управлении с их помощью надавливают на беззубую часть рта: при повороте направо – на правую сторону рта, при левом повороте – на левую, а для остановки удила надавливают на обе стороны одновременно. Чомбур – это не повод, а веревка, ее цепляют за кольцо недоуздка, и за нее лошадь привязывают к коновязи.

Январь ласково поглядывал игривым глазом на Потапыча и норовил горячими губами собрать волосы у него со лба. Потапыч отмахивался и говорил строго: «Не балуй!» Хотя ему нравилась ласка коня.

– Вот, садись, Кирька. Заберись сперва на забор, иначе не влезешь.

– Почему без седла? – Кирька с восхищением смотрел на белорождённого, погладил его по шее и полез на забор.

– Отец не велел, – соврал Потапыч и подвел коня поближе.

Кирька сел. Январь вздрогнул, принюхался, сделал странное движение бедром – и Кирька сначала перевернулся на бок, а потом свалился на землю и ударился плечом и лбом.

Сел, ошалело покрутил головой, подобрал упавшую кепку и сказал:

– Ну и конь!

Встав на ноги, Кирька отряхнул ладони, взглянул на улыбавшихся Димку с Егором и заявил сердито и решительно:

– С вас сто рублей, тогда получите лодку.

– Здрасте! – вспыхнул Мишка. – Ты же обещал!