Степан Разин

Как вора Разина везут,
И перед ним встаёт былое,
Картины прошлого бегут:
<...>
И персиянка молодая.
Она пред ним. Её глаза
Полны слезой, полны любовью,
Полны восторженной мечты.
Вот — руки, облитые кровью,
И нет на свете красоты.

Шукшин:

«— Ну, рады теперь ваши душеньки? — вдруг зло спросил атаман. И зло и обиженно поглядел снизу на есаулов. — Довольные?.. Живодёры. <...>

И приснился ему отчётливый красный сон.

Стоит будто он на высокой-высокой горе, на макушке, а снизу к нему хочет идти молодая персидская княжна, но никак не может взобраться, скользит и падает. И плачет. Степану слышно. Ему жалко княжну, так жалко, что впору самому заплакать. А потом княжна — ни с того ни с сего — стала плясать под музыку. Да так легко, неистово... как бабочка в цветах затрепыхалась, аж в глазах зарябило. “Что она? — удивился Степан. — Так же запалиться можно”. Хотел крикнуть, чтоб унялась, а — не может крикнуть. И не может сдвинуться с места... И тут увидел, что к княжне сбоку крадётся Фрол Минаев, хитрый, сторожкий Фрол, — хочет зарубить княжну. А княжна зашлась в пляске, ничего не видит и не слышит — пляшет. У Степана от боли и от жалости заломило сердце. “Фрол!” — закричал он. Но крик не вышел из горла — вышел стон. Степана охватило отчаяние... “Срубит, срубит он её. Фро-ол!..” Фрол махнул саблей, и трепыхание прекратилось. Княжна исчезла. И земля в том месте вспотела кровью. Степан закрыл лицо и тихо закричал от горя, заплакал... И проснулся».

Ах, была бы вся шукшинская книга так написана...

Наживин: «Степан, вдруг схватившись обеими руками за волосы, зарычал, как тяжело раненный зверь, и по жёсткому пьяному лицу его покатились слёзы жгучей, беспредельной тоски...»

Каменский прекрасен, как всегда: «Степан впился осиротевшими глазами в синее место, куда упала принцесса. Слёзы жгучим источником струились на грудь. Руки остались протянутыми.

Негры смолкли.

Все смолкли.

Смолк весь мир вокруг.

Степан будто вдруг очнулся. Взглянул на струг, на удальцов, на негров, взглянул на звёзды, захватил голову руками и зарыдал; видно, не стерпел нестерпимой боли.

Васька Ус налил кубок вина, протянул его Степану:

— На, Степан, выпей за помин. Не тужи. Будем жить.

— Нет.

— Ой, да что ты, Степан.

— Нет.

— Опомнись.

— Не хочу.

И Степан, разом выпив до дна кубок, нежданно бросился в Волгу, вниз головой.

За Степаном бросились в Волгу спасать и Васька Ус, и Фрол, и все друг за другом.

И когда спасли и вытащили Степана, негры запели весёлую песню, заплясали, ударяя быстро в ладоши.

Смайн-цам, бой-цам, Боди-бай — Умбай-Умбай.

Степан крепко обнялся с друзьями за пьяным столом.

Много он пил вина, жадно запивал своё горе-тоску, много пел, заглушая сердце, много и слёзно рыдал, вспоминая принцессу, и много смеялся, прославляя прощанье:

Не живать мне в саду,
Не бывать в апельсиновом.

— Эй! За помин! Хорошая баба была!

Васька Ус ревел в песне, приплясывая с горя-радости:

Катись её имячко
На высоких облаках.
Вспоминайте её имячко
За брагой в кабаках.

Степан взметнулся, вскочил, за грудь схватился, будто сердце захотел вырвать, на предрассветную зарю устремился:

— А я заодно и другую любовь в Волге утоплю...»

А теперь, если вам жаль княжну, обратите внимание на следующую очаровательную легенду, возникшую то ли как продолжение истории с утоплением, то ли как антитеза к ней. Н. Степной[70], «Сказки степи» (М., 1924):

«Под Сызранью возле острова-холма стоял главный дворец княжны Волги, жены Разина. Во дворце много складов с драгоценностями, которые бросал Разин в Волгу в подарок княжне. Всё добро с утонувших пароходов и барж попадало во дворец. Из дворца княжна Волга никогда не выходила. К ней входить имела право только щука-нянька. Когда товарищей Степана Разина прокляли, все они превратились в камни у Молодецкого кургана. А Разин не захотел и остался мучиться. Когда по воскресеньям проклинали его в церквах — княжна Волга стонала и плакала, потому что слышала, как, прикованный цепями, мучился и проклинал своих врагов Степан. В это время ни одна рыба не выходила — они жалели и стерегли княжну.