Читаем Степан Разин полностью

Это не Разин — это Ежов какой-то или Вышинский... При всей жестокости Разина — будто ему в тот момент больше делать нечего было, как считать стрельцов...

Советские романисты — в отличие от эмигранта Наживи на — пытались Разина как-то оправдать. У С. П. Злобина пленный стрелец хотел убить Разина, его зарубили: «Выходка молодого десятника поразила его. Он не мог понять, из-за чего этот молоденький паренёк обрёк себя на смерть. И Степан ничего не сказал на злобный возглас Сергея. “Всех так всех! Пусть казнят! — мысленно согласился он. — А чего же с ними делать?! В тюрьме держат на измену? Самому себе в спину готовить нож? В осаде сидеть, голодат да столько врагов кормить на хлебах?!”». Но он мучится: «Возня, торившаяся кругом, едкий дым, комары, поминутно садившиеся на виски и на шею, проклятый зной, душно висевший кругом, исходивший, казалось, из недр опьянённой кровью толпы, — всё томило Степана. Степан поглядел на то, что творится вокруг, и только тут увидел в яме под плахой кровавую груду казнённых стрельцов. “Куды же столько народу казнит!” — мелькнуло в его уме, и сердце сжалось какой-то тяжкой тоской». Черноярец вступается, прекращает казни, а Степан и рад:

«“Не ладно, и впрямь не ладно — казнили их сколько! — подумал Степан. — Грозой нельзя городом править. Добром бы правит, не силой!.. А то — как дворяне...”». У А. П. Чапыгина вмешивается один из казаков:

«— Батько! Я тебе довольно служил, а ты не жалостлив — не зришь, сколь ты крови в яму излил? <...>

— Ведаю я, кого жалеть и когда».

А вот А. Н. Сахаров на сей раз никак Разина не оправдывает — даже приписывает ему изуверскую хитрость, что вполне убедительно:

«— Что с головой делать будем, как решим с другими кровопийцами?

— Смерть голове! — закричал кто-то из голутвенных людей.

— Смерть ему! Смерть! — закричали и другие.

— Будь по-вашему, — отвечал Степан, хотя сам уже давно решил разделаться с Яцыным, верным слугой государевым...

Один из стрельцов, перебежавший к Разину ещё на Волге, взял в руки саблю и полоснул ею с размаху Яцына по шее. Степан спокойно посмотрел, как упала в яму яцынская голова, как рухнуло вниз безголовое тело. Потом он обернулся к казакам и городским людям и указал на других стрелецких начальников и стрельцов, которые обороняли ворота:

— Бей их, робята!

Сто семьдесят человек полегли тут же на месте».

Читателю, наверное, любопытно, как решил этот эпизод В. М. Шукшин со своим «интеллигентным» героем. Никак. У него действие романа начинается позднее[40].

Оставшимся в живых стрельцам было предложено либо вступить в разинское войско, либо уйти. Они (неизвестно, сколько их было) разделились. Но потом Разин вдруг передумал, послал за ушедшими погоню, и им предложили иной выбор: сотрудничество или смерть. Об этом сообщает на допросе в Астраханской приказной избе в 1672 году стрелец Васильев: «Потом послал воровских казаков за теми стрельцами. И тех де воровские казаки, сугнав на Раковой Косе, побили до смерти» (Крестьянская война. Т. 3. Док. 232). Сам Васильев и ещё сколько-то стрельцов повили с казаками. Кстати, о казни 170 человек Васильев не упоминает. Не говорят о ней и два других выживших и допрошенных стрельца — Власов и Дворянинов: по их версии, казнили Яцына, затем стрельцов отпустили, затем погнались за ними.

Почему Разин передумал? А. Н. Сахаров:

«Стрельцы тут же увили из городка в степь, а Степан не находил себе места, и мысли одолевали его самые разные. Закрадывался страх, что придут через несколько дней стрельцы в Астрахань и разнесут по всему государству весть о суровой расправе, какую он учинил над государевыми людьми в городке. Жди тогда беды и воеводского прихода. А куда податься? На Дон все пути перекрыты. В Персию поздно уж, не успеет вернуться до зимы. А зимой какой поход. Эх, зря выпустил стрельцов. Бередило и другое, хотя открыто никогда бы в этом не признался: не захотели стрельцы признать его атаманство, презрели его ласку и внимание».

Звучит малоубедительно: о «расправе» (если она была) так и так бы узнали, а обида выглядит детской. Возможно, просто не хотел оставлять в живых потенциальных вооружённых противников.

Покончив с убийствами, стали устраиваться на житьё. В устьях Яика поставили блокпосты. Возможно, хотели иметь удобную постоянную базу для пиратства на реках и Каспии. Жили тихо, пиратствовали помаленьку; у С. П. Злобина Разин, как Пётр I в Голландии, сам строил лодки... Как считается (не подтверждено документами), имущество богатых людей и чиновников отобрали и поделили на остальных (так делалось впоследствии, но конкретно насчёт Яицкого городка — домыслы, логичные, впрочем: раз так было в Астрахани, то почему бы и не на Яике). А. Н. Сахаров: «Степан сам руководил дуваном, чтобы всё было по справедливости. И когда видел, какую радость приносит дуван людям, сам он светлел и отмякал. Подходил, шутил с одарёнными людьми и видел, что не в вещице дело, не в рубахе или портах, а в том, что не забыли человека, выделили, уважили, поставили его вровень со всем миром».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии