Возможно, были опять попытки снестись с Никоном — или просто хитрости. Мы уже цитировали наказную память архимандриту Чудова монастыря об объявлении Никону о переводе его в Кирилло-Белозерский монастырь; там говорится, что Разин сам утверждал: «Приезжал к Синбирску старец от него, Никона, и говорил ему, чтоб ему идти вверх Волгою, а он, Никон, в свою сторону пойдёт для того, что ему тошно от бояр; да бояре же переводят государские семена. И тот де старец из-под Синбирска ушол. А сказывал де ему тот старец, что у Никона есть готовых людей с 5000 человек, а те де люди у него готовы на Белоозере. И тот старец на бою был, исколол своими руками сына боярского при нём, Стеньке. А товарыщ Стенькин, Лазорка... сказал, что старец от Никона к Стеньке приходил на Царицын и был под Синбирским, а для чего приходил, тот не ведает. А от Стеньки слышели всем войском, что старец от Никона был с теми словами, что писано выше сего. Да и брат Стеньки Фролко... говорил те же речи». Никон, конечно, всё отрицал (Крестьянская война. Т. 3. Док. 290): «Которые де казаки у него были, и тех де казаков присылал к нему Степан Наумов со стрельцами; а с кем имяны, того он не упомнит. А к Разину де к Синбирску старца никакова он не посылывал и про 5000 человек людей не приказывал, и вверх Волгою Разина звать не веливал». Возможно, Разин придумал этого старца, чтобы поднять боевой дух своих людей.
Официальная переписка сентября — нервная. В Смоленске и Уфе наказывались люди за «прелестные слова от Стеньки». Суздаль просил о помощи и защите. «Главком» Долгоруков сообщал в приказ Казанского дворца о мятежах в Алатыре, Лыскове, Мурашкине, Саранске, Темникове[75] и требовал ещё людей. Показания на допросе пленных участников восстания (Крестьянская война. Т. 2. Ч. 1. Док. 126. Середина октября 1670 года): «Вор Стенька Разин послал от Синбирска казака Максимку Осипова и велел ему по городам с воровскими прелесными письмами ездить, и збирать в казаки вольницу, и идти с ними воровать...»
Максим Осипов пришёл в богатое село Лысково, произвёл тамошних жителей в казаки (по их собственной просьбе), с такой же лёгкостью прошёлся по окрестным деревням, набрал себе людей и двинулся на Курмыш. «И курмышаня де градцкие и уездные люди город им здали и встретили их с образы, а курмышской де воевода с теми градцкими и уезднями людьми встречал вместе. И ево де всем миром одобрили, и он де и ныне на Курмыше, и грабежу никакова разоренья воеводе и градцким людям они не чинили». (Крестьянская война. Т. 2. Ч. 1. Док. 165. Допрос в полковом стану воеводы Долгорукова казака Емельяна Иванова от 24 октября 1670 года). Добрый (или хитрый) курмышский воевода остался спокойно воеводствовать, а Осипов пошагал дальше — через Ядрин на Саранск. В дальнейшем он собирался атаковать Долгорукова под Арзамасом, но получил письмо от Разина, который просил ещё людей под Симбирск; Осипов вернулся туда с отрядом в полторы тысячи человек.
В конце сентября арзамасский воевода Л. Шайсупов сообщал в Разрядный приказ, что мятежники сожгли город Алатырь и идут к Арзамасу (Крестьянская война. Т. 2. Ч. 1. Док. 60); здесь впервые упоминаются в качестве бунтовщиков никакие не «воровские казаки», а «мордва и черемиса [марийцы] и чюваша, и помещиков люди и крестьяне». Нижнеломовский воевода А. Пекин писал своему тамбовскому коллеге Я. Хитрово (Крестьянская война. Т. 2. Ч. 1. Док. 62.23 сентября 1670 года), что «прислал де он, Стенька, воровских людей от себя с Синбирска на черту, атамана Ваську Тимофеева с воровским собраньем. И атемарцы де служилые и всяких чинов люди великому государю изменили и город Атемар здали сентября в 18-м числе... Да сентября ж в 19-й день Инсарской острог голова со служилыми людьми здал вору Стеньке Разину и его присыльщикам».